Вторая жизнь Арсения Коренева книга третья

— Вот у нас, пензенских, привычка отвечать вопросам на вопрос, — хмыкнул он. — Так спросил, ради проформы. А пригласил я вас сюда, чтобы, так сказать, лично поблагодарить. Ваше последнее видение оказало государству помощь в поимке предателя. Да-да, тот человек, которого вы мне описали, оказался предателем, продающим наши секреты… Скажем так, западным спецслужбам. Я не могу раскрыть вам всех деталей, но если бы не вы, то государству мог быть нанесён огромный урон. Хотя он уже и так постарался, сука.

Впервые за всё время общения с Шумским я увидел на его лице гримасу неприкрытого презрения. Оно и понятно, такие люди, как Тяглов, уважительного к себе отношения не заслуживают. Их можно только презирать. И наказывать по заслугам.

— И ведь на самом деле он открытой форточкой в своём кабинете подавал сигнал, что у него готова для передачи очередная партия секретных документов. Честно говоря, ваши видения — это даже не из области фантастики, а что-то совсем уж нереальное.

— Если бы я ещё мог их контролировать… А что станет с предателем? Его расстреляют? — спросил я.

— Это уже будет суд решать. А он пройдёт, скорее всего, в закрытом режиме.

— А перевербовать его не пробовали? В смысле, этого предателя? Чтобы он дезу врагам подбрасывал.

— Дезу? — приподнял брови Шумский.

— Дезинформацию, — уточнил я.

— А, в этом смысле… Я не знаю всех деталей, но, думаю, этот вариант тоже рассматривался. Возможно, что ещё и рассматривается. А меня попросили передать вам благодарность от лица столичного руководства. Что я и делаю.

— Хоть бы грамотку дали, — притворно вздохнул я.

— Будет вам и грамота когда-нибудь… Наверное.

— И на том спасибо. Может быть, на моём памятнике даже напишут: «Он Родину спасал в видениях своих…»

— Арсений Ильич, прекращайте ёрничать, — скривился Шумский. — Такими вещами не шутят… В общем, спасибо ещё раз вам от всего нашего ведомства, больше я вас не задерживаю. А я, пожалуй, ещё посижу, погода уж очень хорошая, настоящее бабье лето, — он мечтательно зажмурился и, не открывая глаз, добавил. — И просьба, само собой, о ваших видениях и нашем разговоре — никому. А как ещё что-то увидите — звоните, не стесняйтесь. Даже если видения вам самому покажутся полным бредом.

Вот даже странно, что после уже второго нашедшего подтверждение видения меня не выдёргивают в Москву и не облепливают датчиками, чтобы выяснить, в чём моя уникальность. Почему они выжидают? На их месте я бы даже и не сомневался. Может быть, во мне говорит врач, которому не терпится исследовать что-то новое, необычное, но медлительность гэбэшного руководства в этом плане немного, я бы даже сказал, напрягала. Не может такого быть, чтобы они не заинтересовались моим феноменом. По идее должны установить за таким ценным кадром хотя бы скрытое наблюдение. Однако я бы рано или поздно что-то да заметил, патологической невнимательностью я не страдаю, напротив, наблюдательность — одна из моих характерных черт.

А вообще, чего я забиваю свою голову разной хренью? У меня она о другом должна болеть. В первую очередь о результатах работы с пациентами, к которым я применяю иглорефлексотерапию. И эти результаты должны быть на порядок лучше тех, что покажет вторая фокус-группа, оставшаяся на привычном медикаментозном лечении. В том, что будут лучше — я не сомневался, но они должны быть ЗНАЧИТЕЛЬНО лучше. В противном случае это вряд ли станет поводом для «легализации» иглорефлексотерапии хотя бы в отдельно взятом регионе СССР.

Неделя пролетела как один миг. Как же я волновался, когда мы сравнивали окончательные показатели обитателей двух палат, даже учитывая тот факт, что я лично ежедневно их проверял. И как же был счастлив, когда выяснилось, что состояние моих подопечных улучшилось по сравнению с «конкурентами» в несколько раз. Двоих можно было уже выписывать, хотя изначально предполагалось, что они проведут в больнице по меньшей мере месяц.

Появившийся в отделении Ардаков поздравил и меня, и Романенко с успехом, заявив, что доложит о нашей победе наверх. Там уже решат, что делать дальше. Через две недели в больницу заявился Добряков в сопровождении довольного Румянцева и семенившего за ними главврача.

— Что ж, мои поздравления! — пожал нам с Романовским руки Геннадий Алексеевич. — На прошлой неделе я отправил результаты в Минздрав РСФСР, вчера пришёл ответ.

Он сделал паузу, как бы нагнетая напряжение, но по заходу и улыбающемуся лицу Румянцева можно было сделать вывод, что из Москвы пришёл положительный ответ.

— Так вот, товарищ Трофимов[1], ознакомившись с предоставленными ему данными, выдал положительное заключение. Можете продолжать работать. Но на следующей неделе из Москвы приедет комиссия во главе вроде бы чуть ли не с академиком. Будут всё дотошно проверять. Возможно, если комиссия признает наше рационализаторское предложение успешным, иглорефлексотерапия будет признана на официальном уровне и получит распространение по всей республике. А там и по всей стране.