— В общем, давайте так и договоримся. Вы, как в Москву нагрянете, заходите сюда, наш магазин работает семь дней в неделю, только по субботам и воскресеньям сокращённые дни. Продавцы, правда, меняются, чтобы два выходных получалось в неделю, советское законодательств запрещает работать без выходных. Хотя я бы не отказался, — фыркнул он. — Кстати, меня звать Николай.
— А меня Арсений… Николай, а если вас не будет как раз в тот день, когда я приеду?
— Это вот я и хотел вам сказать, вы меня опередили. Если не будет, то вот номер моего домашнего, смело звоните, я живу один, так что кроме меня трубку поднять будет некому. Разве что могу отойти, в продуктовый, например, а вечером в театр. Но театр — это обычно суббота или воскресенье.
Он записал на листочке бумаги номер телефона, свернул вчетверо и протянул мне:
— Не потеряйте. А ещё лучше, если будет такая возможность, позвоните заранее из своего города. Как он, кстати, называется?
Какое-то внутреннее чувство мне подсказало, что факт своего местожительства лучше не афишировать. С другой стороны, при междугородних звонках оператор сначала сообщает абоненту, какой город на проводе, так что скрыть всё равно не удастся.
— Из Пензы я.
— Пенза, Пенза… Это где-то на Волге?
— Почти, — улыбнулся я краешком губ. — Ладно, побегу, да и вам работать надо. Будем на связи!
Пенза встретила оттепелью и дождём со снегом. Понедельник был последним командировочным днём, и я с чистой совестью позволил себе практически весь день ничего не делать, посвятив время чтению. А утро среды начал с пробежки. Бежать было трудно и даже рискованно, так как после вчерашней оттепели подморозило и выпал небольшой снежок, под которым пряталась наледь. К счастью, обошлось без перелома лодыжки и даже вывиха или растяжения связок, ещё и комплекс упражнений проделал на свежем воздухе. Аккурат возле того места, где мы не так давно встречались с Шумским. Кстати, интересно, как там обстоит дело с серийным убийцей Михасевичем? Задержали? Допрашивают? Позвонить, что ли, подполковнику… Впрочем, не стоит лишний раз беспокоить человека из столь серьёзного ведомства. Надо будет — сам позвонит.
Не успел появиться в отделении, как Романовский с кислой физиономией заявил, что к 11 часам заявится съёмочная группа пензенского телевидения, хотят снять сюжет про мой инновационный метод лечения больных при помощи иглоукалывания.
— Так что после обхода срочно садитесь писать текст, с которым выступите на камеру, но сначала я его отнесу Ардакову, пусть завизирует. И надо будет подготовить кого-то из пациентов, поздоровее, чтобы согласился попозировать.
Ну, надо так надо. По-быстрому сел и написал, мол, благодаря поддержке руководства Облздрава, а также главного врача областной больницы имени Бурденко Герасима Ивановича Ардакова удалось претворить в жизнь… И прочая и прочая. А вот Романовского не стал упоминать, перебьётся. Собственно, он и не горел желанием всё это обустраивать, и если бы не Румянцев, то и по сей день никакого кабинета иглорефлексотерапии при отделении не имелось бы.
Мой непосредственный начальник с текстом ознакомился, по ходу чтения разочек едва заметно поморщился, видимо, как раз читал то место, где перечислялись причастные к открытию кабинета. Но в целом придраться было не к чему, я отписался в лучших традициях казёнщины, так как времени выпендриваться и сто раз переписывать текст в угоду начальству уже не оставалось.
Съёмочная группа, состоявшая из журналиста, оператора, и осветителя, прибыла в половине двенадцатого. Оказалось, чаи гоняли в кабинете главврача, в сопровождении которого и заявились в отделение. Ардаков в кристально белом халате и при шапочке выглядел неимоверно важным, телевизионщикам же выдали обычные накидки. Обувь, понятно, уличная, хорошо хоть вытерли тщательно, а то с бахилами сейчас напряжёнка. Тех, синеньких из полиэтилена, ещё в природе не существует[1]. Есть только тканные, матерчатые бахилы и маски, которым находится применение в операционной, процедурном кабинете или в пункте по забору крови. Да и то они предназначены для медицинских работников, а не пациентов или посетителей.
— Здравствуйте, Куликов Дмитрий Петрович, — представился журналист, протягивая узкую ладонь.
Помнил я по той жизни его и в более зрелом возрасте, сейчас же ему на вид было лет тридцать. Следом он поздоровался с завотделением.
— Это оператор Николай, осветитель Володя, — представил он своих коллег.
Оператор тоже оказался рукопожатным, а вот какой-то забитый на вид осветитель попытки поздороваться даже не предпринял.
— Текст вы, надеюсь, выучили, и пациента подготовили? — поинтересовался Куликов.
Я кивнул:
— Выучил. А пациент предупреждён и готов в любой момент занять исходную позицию.
— Вот и славно! Что ж, мы готовы!
Он повернулся к Ардакову, тот солидно кивнул и посмотрел на меня:
— Ведите нас, Арсений Ильич, показывайте своё хозяйство.
Я чуть не прыснул, поскольку в моём прошлом-будущем выражение «показать своё хозяйство» имело двоякий смысл. Но сдержался — не место и не время.
По пути заглянул в 7-ю палату.