Вторая жизнь Арсения Коренева книга третья

— Уверен, — кривовато улыбнулся я ему.

Словно в подтверждение моих слов Джумбо вдруг вскинул голову, задрал хобот и радостно протрубил. А затем и вовсе встал на задние ноги, а его карий глаз уставился на хозяина.

— Но как⁈ — воскликнул Граник Ованесович, всплеснув руками. — Вы же только приложили ладонь к его животу!

— Старинная восточная методика, долго объяснять, — вздохнул я. — Доведите до сведения… этого, как его… шпрехшталмейстера, что номер со слоном состоится. А то люди деньги за билет заплатили, а их лишают самого лакомого кусочка.

Мы с Мариной через служебный выход в фойе направились обратно в зал. По пути девушка тоже стала задавать вопросы, но я сделал кислую мину:

— Солнце, потом, я сейчас очень устал. Больше всего хочется плюхнуться в кресло и попытался уснуть. Но я постараюсь досмотреть представление до конца.

Не успели мы занять свои места, как шпрехшталмейстер объявил, что слон неожиданно почувствовал себя лучше и под занавес представления обязательно появится на арене. Это сообщение было встречено овациями и восторженными криками детишек.

И он действительно появился! Мне обычно и выступления артистов, и дрессированных животных фиолетово, но в данном случае всё моё внимание было сконцентрировано на номере. Не хотелось, чтобы в самый ответственный момент Джумбо нагадил на манеж. Потому как я вроде дал слово, что слон в норме.

Обошлось. Когда зал аплодировал, я невольно ощущал, что часть аплодисментов досталась и мне, хотя, конечно же, никто из полутора тысяч зрителей даже не догадывался о моей непосредственной причастности к этому номеру.

После представления я чувствовал себя уже немного получше, так что первоначальная мысль просто проводить Марину до её дома и распрощаться отбросил, как малодушную, и мы направились уже ко мне домой. Можно отметить, что о своём решении я не пожалел.

Минула почти неделя, когда я взял в руки свежий номер «Комсомолки», и практически случайно наткнулся на небольшую заметку в подвален третей полосы. В ней говорилось, что 27 апреля в Кабуле произошла смена власти. Победившие марксисты Нур Мохаммад Тараки и Хафизулла Амин провозгласили Афганистан демократической республикой и объявили о намерении строить социализм с помощью СССР.

Бляха муха… Я и забыл, что в это время должна случиться так называемая «апрельская» революция. У меня все эти афганские дела совсем из головы вылетели. А ведь ещё каких-то полтора года — и в эту страну войдёт советский миротворческий контингент, после чего Афган превратится для нас в то же самое, чем когда-то для американцев стал Вьетнам.

Потому что только по прошествии времени стало ясно, что вся эта операция, от «оранжевой революции» и до втягивания Москвы в военный конфликт, была разработана в ЦРУ. Исполнителями же были предатели из КГБ и Международного отдела ЦК КПСС.

Можно вспомнить, как настойчиво приглашали в Афганистан наши войска Амин и Тараки. Я этот вопрос одно время серьёзно изучал, и знал, что оба этих товарища еще в юности были завербованы ЦРУ, и на Лубянке об этом прекрасно знали, но скрывали от Брежнева. То есть и Андропов, и ещё кто-то из больших партийных деятелей целенаправленно подыгрывали агентам ЦРУ. На что они рассчитывали, какой куш собирались с этого поиметь? На этот вопрос могут ответить только сами Андропов и К.

Так, ладно, а что я-то могу предпринять? Я не член ЦК, к моему мнению никто и прислушиваться не будет. Разве что… Разве что Шумский. Всё-таки сотрудник КГБ в неплохом таком звании. На фоне других вариантов этот видится более-менее перспективным.

Поразмыслив, я решил обыграть всё в очередной раз как видение. Пока что эти «видения» неизменно сбывались, значит, и сейчас Шумский должен проявить заинтересованность. Тем более что я планирую привлечь для этой акции его сына. Да-да, именно! От этого, я так считаю, эффект должен быть ещё сильнее, всё-таки родная кровь, единственный и любимый продолжатель рода.

Тут же набрал Владимира Борисовича и предложил встретиться завтра, в субботу, в любое удобное для него время на уже облюбованном месте.

— Что-то вы, Арсений Ильич, нынче особенно серьёзный, — отметил Владимир Борисович, когда мы пождали друг другу руки и присели на лавочку.

— Да тут такое привиделось… Я записал, как обычно, вот, держите, — я протянул ему лист. — Но всё же хочу рассказать, чтобы и вы, так сказать, прониклись.

— Готов внимательно выслушать, — тоже стал серьёзным Шумский.

— В общем, увидел какие-то горы, дорога между гор, по которой едет колонна советской военной техники. На бортах танков и бэтээров сидят наши солдаты. Правда, вместо пилоток на головах у них высокие кепки с козырьками цвета хаки и светлые панамы со звёздочками. А следующая картина — уже горящие танки с бэтээрами и трупы наших солдат. Между которыми ходят вооружённые люди в длинных рубахах и шароварах, в странных головных уборах, напоминавших две лепёшки, одна на другой[4].