В Ростов я всё же вернулся на автобусе из Гуково, который подъехал на автостанцию буквально спустя четверть часа после моего там появления. Там же успел купить связку вяленой рыбки, которой торговал колоритный дед с задорно торчавшей седой бородой. Почти что дед Щукарь из «Поднятой целины» в своём киновоплощении.
Билет на утренний рейс до Пензы у меня был куплен заранее, благодаря чему я получил пропуск в зал ожидания, где и провёл ночь на неудобном деревянном кресле. Досыпал в воздухе, под одуряющий запах вяленой рыбы, доносившийся из закрытого портфеля.
Глава 8
Вот и отпуск прошёл… Пролетел, я бы сказал, даже побездельничать толком не удалось. Одних свиданий с Татьяной десятка полтора набралось. Памятник с оградкой тем временем были готовы, но ставить решили, когда снег сойдёт окончательно. За время отпуска даже успел немного соскучиться и по Сердобской больнице, и по уже почти родному терапевтическому отделению.
— А-а, Арсений Ильич! — встретил меня Штейнберг, которому я первому попался на глаза, перетупив порог отделения. — Как отдохнули?
— Продуктивно, — без тени ерничества ответил я.
И добавил про себя, что спас жизни более полусотни человек. Надеюсь, что никаких убийств в лесополосах уже не будет. А если будут… Понятно, что в газетах о таких вещах писать не станут, зачем будоражить сознание советского человека, в СССР нет же маньяков! Но слухи-то всё равно будут ходить. Так что придётся периодически в Новошахтинск наведываться, общаться с населением. Не в лоб, конечно, вопросы задавать, выведывать информацию будем окольными путями. И если, не дай бог, узнаю, что девушек, женщин или мальчишек находят убитыми и над ними надругались… Буду
решать вопрос с маньяком кардинально. Никакой милиции, эта тварь станет умирать медленно, в таких муках, что будет молить небеса, чтобы быстрее сдохнуть.
Ещё и «продуктивно» я относил к очередной порции гонораров, полученных по возвращении в Сердобск. Квиточек из почтового ящика вытащила Наталья, чтобы никто не спёр и не поджог из хулиганских побуждений, да и дождём чтобы бумажку тоже не намочило. На этот раз перевод составил пять тысяч двести восемнадцать рублей, шестьдесят три копейки. Причём такой суммы на почте одномоментно не оказалось, пришлось через три дня заходить за остатками. К тому времени первую часть я сразу положил на сберкнижку, туда же отправилась и вторая.
Нет, надо точно вкладываться в недвижимость. В Пензу распределят, не в Пензу – а кооперативная квартира лишней не будет.
Квартира квартирой, а работу никто не отменял. Уже в первый день привалил интересный случай в виде женщины без сознания и с низким давлением. Её сразу подняли в реанимацию. Женщина чуть за шестьдесят, фамилия – Шкурина, имя-отчество – Надежда Петровна. Нашли её родные дома в луже мочи. Вызвали «скорую», та доставила к нам. Глубокие морщины изрезали одутловатое лицо, всклокоченные, слипшиеся волосы, запах давно немытого тела. Бледная, как стена вновь побеленной кухни, закатившиеся глаза с желтоватыми белками, указывавшими на возможную желтуху, на встряхивание отвечает тихим стоном. Совершает слабые, неосознанные движения в конечностях, причем с обеих сторон одинаково, да и сглаженности носогубного треугольника не обнаружено. Плюс крайняя степень обезвоженности. Можно бы поставить диагноз – кровотечение, допустим, из язвы желудка. Но по желудочному зонду чистое желудочное отделяемое.
Ещё в приёмном отделении проперкутирували границы печени, плюс субиктеричность склер, плюс «печеночные» данные в биохимии крови. В общем, скорее всего, печёночная кома. Надо анализы дождаться.
Вёл поступившую не я, но пациентка показалась мне любопытной, и я решил пойти, скажем так, параллельным путём. Пообщался с её родственницей, и оказалось, что Надежда Петровна начала пить после того, как её старший сын погиб в ДТП в 71 году. Употребляла всё, что можно и что нельзя. Пришли анализы. Налицо признаки повреждения почек, сердца. А про анемию… Блин, вот самое интересное здесь. Тридцать гемоглобин, причём на обезвоживании! Когда капнули раствор, он у неё просел до двадцати пяти граммов на литр! Понятно, что сразу дали ей кислород, как же без него. И она… стала просыпаться!
Вот как они это делают?! Я понимаю, что это хроническая анемия, но мужик уже давно бы в ящик сыграл. А её тело мало того, что жило, так и ещё и не особо повредилось. Кровь её и на кровь-то не похожа была, когда ей поставили центральный катетер – будто вода, чуть окрашенная в красноватый цвет. Помои, в общем... Два пакета крови капнули, и она вышла на ясное сознание! Поесть-попить ей захотелось! Как?! Как, беспросветно бухая, донельзя обескровившись, она выжила?!
Причём, едва очухавшись, тётка потребовала перевести её в обычную палату, и тут же вообще заявила, чтобы её выписали. Ну нет, родная, не спеши, сначала я буду делать из тебя человека. Меня прямо-таки подзуживало побыстрее взяться за лечение. Естественно, с помощью ДАРа, не ставя о том коллег в известность.