Вторая жизнь Арсения Коренева (СИ)

— Минут двадцать-двадцать пять. Там до самого Софьино асфальт, хоть и разбитый местами. Кузьмич в этом плане молодец, старается, знает, что дороги — это первое дело. Раньше-то как посевная или страда — транспорт то и дело из строя выходил, как раз по причине хреновых дорог. А сейчас поломок куда меньше стало. Ну ладно, с Богом!

Погода сегодня шептала, солнце светило, травка зеленела, хотя на деревьях местами листва уже пожухла. Я опустил стекло со своей стороны, и едва выехали на трассу, как в салон влетел здоровый шершень. К счастью, никого ужалить не успел, вылетел через окно Семёныча. А как набрали ход, в лобовое стекло тут же стали врезаться крылатые насекомые, моментально превращавшиеся в мокрые пятна.

— Машине семь лет, а сколько я на ней уже наездил, — говорил Семёныч, закуривая очередную папиросу. — Наверное, Землю-матушку мог бы объехать, если все километры сложить. А уж в какие только переделки не попадали… Помню, как-то в марте с Ряжской в Репьёвку поехали. Там старику одному трактором ноги отдавило, так что это по её травматологической части было, Валентины Ивановны. Подъехали к реке, а мост размыло. И там с берега на берег ольха упала, сверху — купол снега. Так она чемодан свой взяла и прямо по бревну пошла. И почти аккурат посередине как рухнет в воду! Хорошо хоть там глубина по пояс была. А мороз градусов двадцать. Я ей кричу, мол, беги скорее, замерзнешь! Ну она выскочила на тот берег и припустила что есть сил. Я тем временем минут сорок в объезд ехал. Подъезжаю к нужному дому, она ещё там. Одежда на печке сушится, ей жена этого старика какие-то тряпки дала срамоту прикрыть, а сам страдалец лежит на кровати и стонет. Никуда, грит, не поеду, ни в какую больницу, дома помирать буду. Срок, мол, пришёл, видать мой. И на икону в углу крестится. Ивановна ему первую помощь к тому времени оказала, да там нужно было, конечно, в Сердобск везти. Но упёрся старик — ни в какую, готов был отказную написать. Так я его в охапку хвать, благо что щуплый был — и в машину. Пока в Сердобск его везли, всю дорогу нас с Ивановной костерил. Бабка его с нами поехала, всё никак успокоить его не могла. Ну ничего, привезли, сдали на руки, подлатали его врачи тамошние, через месяц на костылях домой вернулся. Ещё после этого лет семь, кажись, протянул, хотя с палочкой хромать пришлось остаток жизни.

— Да, весело у вас тут, — замечаю я, чтобы поддержать разговор.

— А то! В другой раз, помню, волки охотника по зиме задрали. Причём звонок поступил днём 31 декабря из Новоборисовки, а это вёрст сорок. Мало того, раненый не в самой деревне, а лесу с товарищем, ещё один как раз в деревню побежал на лыжах звонить, там у них на всю Новоборисовку один телефон в сельсовете. Опять мы с Ряжской подорвались. До Новоборисовки доехали, а дальше в сторону леса трактор из соседнего села приезжал дня за три до того, немного расчистил, и всё. Машина уже не пройдёт, даже моя «таблетка». Снегопад накануне сильный был, сугробы по пояс, эти охотники сами-то на лыжах ушли охотиться. Ну и что делать? Дают нам лыжи, встаём мы с Ивановной на них — и вперёд! Охотник, тот, который звонил… Вернее, звонил-то местный председатель сельсовета… Так вот, охотник нам дорогу показывает, а мы за ним. Дошли — уже вечереть начало. Да ещё снова снег повалил. Эти-то, хорошо, додумались костерок развести, а то бы мы их и не нашли. Ряжская, короче, прямо там и заштопала бедолаге рваные раны. И там же мы у костерка Новый год и встретили. А наутро уже соорудили волокуши и на них дотащили раненого до машины. Выжил! А если бы не Ивановна — точно кранты ему бы настали.

— Да она у вас просто-таки героическая женщина, — без доли иронии заметил я.

— Не то слово!

— А у меня анекдот как раз в тему про охотника и больницу. Медсестра врачу шепотом сообщает: «Доктор, у меня больной, который новенький, постоянно в какую-то пищалку крякает. Может, психиатра позвать?» «Нет, не надо. Он же охотник, он так, наверное, утку просит».

До Семёныча доходит только через несколько секунд, после чего он разражается гоготом:

— Ага-га-га… Утку просит… Ага-га-га… Надо запомнить, расскажу нашим врачам.

Тут я вспоминаю о цели нашей поездки, и мне становится как-то не до смеха. Дело-то, судя по поступившей информации, серьёзное, можем вообще не успеть, если вдруг в Сердобск понадобится везти.

На самом подъезде к Софьино небо потемнело, над дальними полями угадывался косой дождь, или косохлёст, как его назвал Семёныч, пояснив, что так ещё дед его говорил, а до того, видимо, и прадед, и прапрадед. А когда мы въехали в село, по крыше кабины застучали первые капли дождя. Покрутив ручки стеклоподъёмников, мы отгородились от внешнего мира с его мокротой, но мрачные предчувствия никуда не делись. Ещё несколько минут спустя, покрутившись по узким сельским улочкам, Василий Семёнович остановил машину возле некрашеного забора, за которым виднелся невзрачный, такой же серый дом.

— Вроде здесь, — сказал Семёныч, выключая двигатель.