Вторая жизнь Арсения Коренева (СИ)

Проснулся я от звука мотора. Открыв глаза, увидел возле огромной лужи, в которой засела наша «буханка», тентованный «ГАЗ-69», из которого выбирался мой недавний пациент. Тот улыбался во весь рот и держал в каждой руке по сетке-авоське, и в каждой из авосек находилась 3-литровая банка с какой-то золотисто-коричневой субстанцией.

— Хорошо, что вы ещё тут, — радостно заявил он. — Вот, медку вам в благодарность привёз.

Вручил — и с чувством выполненного долга снова уселся за руль «газона». А буквально спустя несколько минут послышался звук тракторного двигателя, и вскоре на дороге, чадя дизельным выхлопом, появился гусеничный ДТ-54. В кабине рядом с худым, как вобла, трактористом, сидел Семёныч.

— А куда больной делся? — недоумённо поинтересовался Абрикосов.

Я вкратце рассказал ему про внезапно раскрошившийся камень, и кивнул на банки с мёдом, мол, презент от счастливого лесника.

— О, мёд у него знатный, пробовал, — довольно осклабился водитель.

Вытащить «буханку» из лужи получилось довольно легко. Когда закончили, я отозвал Абрикосова в сторонку:

— Сколько?

— Да пятёрку я ему дал, на бутылку с закусью как раз, — отмахнулся тот.

Я молча достал из кармана бумажник и протянул Семёнычу трояк, типа почти поровну. Тот чиниться не стал, взял и так же молча сунул в карман. После чего мы тронулись в сторону Александрово-Ростовки, которую никак не удастся миновать по пути в Куракино. Трактор держался сзади и только возле села приотстал. По прибытии в амбулаторию отчитался перед Ряжской, мол, пока лесника везли — камень в мочеточнике раскрошился, и в виде песка вышел с мочой, когда болезный побежал отлить в кусты. Ну и про то, что застряли, добавил, что именно пока Семёныч за трактором бегал — всё и произошло.

— Хорошо, что так всё вышло, и не пришлось везти этого лесника в Сердобск, — сказала она, снимая очки и устало потирая глаза.

Про подаренный мёд мы с Абрикосовым договорились молчать.

— А то ещё завидовать начнут, станут просить отлить в баночку, — вещал водитель, пока ехали. — Нечего! Я в этой поездке год жизни потерял.

Про то, сколько своей жизненной энергии потерял врач, я распространяться не стал. Так что банки мы оставили в машине, и вечером я её оттуда забрал, благо Семёныч ещё возился в гараже. Мёд торжественно вручил Евдокии, рассказав, что это благодарность от лесника Потапенко. И тут же оприходовал пару кружек чайного гриба, который каким-то чудесным образом путь и немного, но наполнял меня той самой энергией, что я тратил на исцеление.

Хор профсоюзов во главе с самим Гришиным прибыл в Куракино воскресным утром на собственном «ПАЗике». На воскресенье у меня выпал выходной, а дежурить мне предстояло в следующую среду, тогда как Евдокия по графику отдыхала накануне, в субботу. Но вечер у неё был свободен, и я заранее похлопотал, чтобы Кузькин выделил нам с ней пару билетов на наши места. На этот раз, правда, за деньги.

— А давай как-нибудь на танцы сходим? — предложил я Евдокии, отдавая билеты, которые она тут же положила в выдвижной ящик трюмо. — У вас тут, говорят, целый вокально-инструментальный ансамбль вживую песни исполняет по вечерам пятницы и субботы.

— Да это наши, куракинские, самоучки, — сказала Евдокия. — А Фёдор Кузьмич инструменты и оборудование им купил… Не сам, конечно колхоз приобрёл. И числится всё это вроде как на балансе Дома культуры, а Кузькин музыкантам попользоваться разрешает. Они, правда, второй год только как в ансамбль собрались, а до того под магнитофон танцевали.

Концерт по случаю Всесоюзного дня работников сельского хозяйства начинался в 17 часов, а я чуть ли не с утра заявился в Дом культуры, который как раз осматривал Гришин в сопровождении Байбакова и Кузькина. Поначалу я держался поодаль, не привлекая внимания, разглядывал Октября Васильевича. С густой, тёмной шевелюрой, высокий лоб, сам тонкокостный, а рядом с ним суетился приземистый Кузькин, и они чем-то напоминали всё ещё популярный в эти годы комический дуэт Штепселя и Тарапуньки. В какой-то момент Кузькин заметил меня, расплылся в улыбке.

— А это наш молодой врач из амбулатории Арсений Ильич Коренев, — представил он меня гостю. — Проходит практику после института.

— Интернатуру, — на автомате поправил я его.

— Интернатуру, — покладисто согласился Кузькин. — Ещё и лекции у нас читает о здоровом образе жизни.

— Очень приятно! — рукопожатие Гришина оказалось на удивление крепким. — И как вам здесь, в глубинке?

— Прекрасно, — не кривя душой, ответил я. — Чистейший воздух, потрясающая природа, люди добрые, открытые…

— Согласен, — кивнул он. — Именно в сельской глубинке бьётся сердце России, здесь берёт истоки русская душа. Вот мы и стараемся в наших песнях отобразить всю красоту и русской природы, и русской души. Придёте сегодня на концерт?

Ответить я не успел, так как услышал голос невесть откуда появившегося Байбакова: