Вторая жизнь Арсения Коренева (СИ)

Он решительно выпрямился и двинул сквозь кусты в направлении, чуть погодя следом отправились Байбаков и Тарасевич, и мне снова не оставалось ничего другого, как последовать за ними. Раздался лай, причём с обеих сторон. Беспородный лаял громче, даже как-то басовито, но с какой-то ленцой, зато Фокс звонче и с большим остервенением.

— Твою ж мать, только вас тут не хватало, — процедил мордатый, подхватывая с землю ружьё.

— А ты как думал, Пузырёв, что с всё с рук сойдёт? — грозно спросил Потапенко. — Давай-ка положи ружьишко на землю и рассказывай, как ты на молодняк в заказнике охотишься. И не надо сочинять, что будто нашёл уже убитого, экспертиза докажет, из какого ружья выпущена пуля.

— Да пошёл ты… Игорь, ломим.

И развернулся с явным намерением дать дёру.

— А ну стоять!

Потапенко вскинул ружьё и выстрелил в воздух. И почти тут же раздался ответный. А ещё мгновение спустя с криком «Твою мать!» Тарасевич рухнул на землю. У меня внутри всё похолодело, правда, немного отлегло, когда я увидел, что завотделом обкома партии ранен не в живот или голову, а всего лишь в ногу. Впрочем, радовался я рано, так как ранение было серьёзным — пуля (явно не картечь), судя по всему, перебила бедренную артерию, и кровь хлестала фонтаном.

Охотничий нож, который я метнул вслед уже отбежавшему метров на десять Пузырёву, угодил тому в левое надплечье, аккурат над лопаткой. Сам от себя такой меткости не ожидал. Из рук браконьера выпало ружьё, он, матерясь, попытался вытащить нож. Его напарник на секунду остановился, но всё же решил драпать дальше, и вскоре скрылся между деревьев.

А к Пузырёву уже бежали Потапенко и Байбаков.

— Стоять, сука! — орал лесник. — На колени! На колени, я сказал!

Зачем ставить браконьера на колени, я не понял, но это уже их проблемы. У меня тут есть дела поважнее. Не мешкая, я вытащил из рюкзака жгут и кинулся к раненому, который стонал, стиснув зубы и зажимая рану, пытаясь хоть как-то остановить кровь.

— Олег Владимирович, уберите руки, вы мне мешаете, — как можно спокойнее сказал я.

— Что? — поднял он на меня глаза, в которых смешались боль и удивление, как так вообще такое могло случиться с ним, большой партийной шишкой.

— Руки уберите, мне нужно наложить жгут, — терпеливо повторил я.

— А, да-да, конечно…

Наложенный на два пальца выше раны турникет[1] помог остановить кровотечение, а то Тарасевич уже и бледнеть начал от потери крови. Сколько уже вытекло, с пол-литра или больше? И она, кстати, ещё продолжала сочиться.

Пока я возился со жгутом и обрабатывал входное и выходное отверстия, Байбаков с лесником успели связать Пузырёву руки за спиной, которым мне тоже пришлось заняться. Тут ситуация была намного проще, лезвие моего ножа, который я вернул обратно в ножны, вытерев предварительно от крови, никаких крупных сосудов не задело. Возможно, что и зашивать не придётся, хотя лучше бы перестраховаться. Я обработал рану и замотал её бинтом.

— Нужно сделать для Олега Владимировича носилки, — сказал я, закончив с манипуляциями. — Сам он идти не сможет. Донесём раненого до заимки, там уже на машине в Куракино, Ряжская сможет оперативно заштопать. Кстати, пуля прошла навылет и кость вроде бы не задета.

Фёдор Кузьмич и Андрей Юрьевич моментально ринулись рубить своими ножами тонкие деревца, годные на слеги. Да уж, тут топорик или пила бы больше подошли, но, как говорится, что имеем — то и имеем. Тарасевич сидел, прислонившись спиной к стволу осины. Глаза его были закрыты, по лицу всё больше разливалась бледность. И я, не теряя времени, принялся за его лечение.

Никто меня не спалил, пока я при помощи своих «паутинок» соединял рваные края артерии, «склеивал» плоть, и только входное и выходное отверстия оставил нетронутыми. А то уж было бы слишком неправдоподобно, если бы и они чудесным образом затянулись. Пусть штопают.

Закончил я как раз к тому моменту, как Байбаков с лесником начали вязать с помощью распущенного на ленты брезентового дождевика перекладины из сучьев к самодельным носилкам. Сил я потратил на исцеление не сказать, что слишком уж много, но какое-то время сидел напротив Тарасевича, так же прислонившись спиной к стволу дерева. И ещё левая нога слегка ныла, как раз в том месте, куда ответственному партработнику угодила пуля.

— Арсений, ты что это? — услышал я голос Байбакова и открыл глаза.

Мог бы и по отчеству при посторонних, почему подумалось мне.

— Сомлел парень, — добавил стоявший ярдом с председателем Потапенко. — Хоть и доктор, а видно, крови-то малость спужался.

— Ничего я не спужался, — передразнил я лесника. — Просто устал по лесам бегать за вами, да ещё и ногу подвернул, а когда — и сам не помню. Как закончил с Олегом Владимировичем, попытался встать, а левая нога прямо подламывается в голеностопе. Ну так-то идти можно, но не быстро.