«Во имя этого» А. С. Эфрон и стала жить — возвращение Цветаевой из небытия было теперь главной задачей, стало делом жизни дочери: «…всё, что касается ее литературного наследия, я сделаю. И смогу сделать только я». Вернувшись из ссылки (реабилитирована в 1955 г.), она начала вести работу, а точнее борьбу, по возвращению памяти матери на родину. Ее стремления поддержали те, кто ценил Цветаеву, — Э. Г. Казакевич, А. К. Тарасенков, И. Г. Эренбург. Ариадна подготовила первую посмертную книгу стихов Цветаевой «Избранные произведения», ей помогали Казакевич и Тарасенков. Они же сумели договориться с директором Гослитиздата Анатолием Константиновичем Котовым о том, что сборник примут к изданию и в 1957 г. он будет включен в план выпуска. В ноябре 1955 г. рукопись была сдана в издательство: Ариадна Сергеевна выполнила составление, подготовила тексты и примечания (объем книги 14 авторских листов). Книга с самого начала продвигалась с большим трудом. В декабре из-за смерти Котова пришлось перезаключить договор с новым директором — А. И. Пузиковым (которого вскоре заменил Г. И. Владыкин). Объем книги сократили до 8 листов, а затем до 8000 строк. Несмотря на все трудности, книга, возможно бы, и увидела свет (уже началась работа с редактором издательства Марией Яковлевной Сергиевской), как и было запланировано, но случилось непредвиденное. В мае 1956 г. Гослитиздат пригласил И. Г. Эренбурга написать предисловие. Вступительная статья «Поэзия Марины Цветаевой» была им подготовлена. В ней он рассказал о сложном и противоречивом жизненном пути поэта: «В 1922 году Марина Цветаева уехала за границу. Она жила в Берлине, в Праге, в Париже. В среде белой эмиграции она чувствовала себя одинокой и чужой. В 1939 году она вернулась в Москву. В 1941 году покончила жизнь самоубийством.
Два глубоких чувства она пронесла через всю свою сложную и трудную жизнь: любовь к России и завороженность искусством. Эти два чувства были в ней слиты. <…> Наконец-то выходит сборник стихов Марины Цветаевой. Муки поэта уходят вместе с ним. Поэзия остается»[6]
. Статья была вполне корректной и лояльной, но сама биография эмигрантки в то время воспринималась неоднозначно. К тому же Эммануил Казакевич решил привлечь внимание к имени Цветаевой (как бы теперь сказали, «пропиарить» давно забытого поэта), поместив во втором номере литературно-художественного альманаха московских писателей «Литературная Москва», вышедшем в конце 1956 г., семь стихотворений Цветаевой, предварив их статьей Эренбурга.И разразился грандиозный скандал, в результате которого «Литературная Москва» была закрыта, редакция альманаха подверглась разгромной критике — от статьи А. Дмитриева в газете «Правда» до издевательского фельетона И. Рябова в журнале «Крокодил» под названием «Про смертяшкиных», поносящего память Цветаевой. В этот хор вписались и литературные издания («Вопросы литературы», «Литературная газета»). Эренбурга обвиняли в том, что в статье отмечается, будто трагедия Цветаевой «никак не связана с ее глубоким отчуждением от революционных путей родной страны», а также в том, что автор статьи «уклоняется от исторического конкретного анализа и прямых идейных оценок» и пропагандирует произведения «декаденствующей поэтессы», от стихов которой «веет чужеродным, давно ушедшим в прошлое» и которые «не нашли отклика в сердце народа» и т. д. и т. п.
Эренбург защищался, писал в ЦК, доказывал, что Марина Цветаева — выдающаяся русская поэтесса, что ее нельзя отдавать врагам, ведь Цветаеву уже эмигранты печатают в Америке (