Вторник. Седьмое мая: Рассказ об одном изобретении

Попов молча наклонил голову. Перед ним стоял человек, прошедший через многие скитания, испытавший достаточно обид, чтобы стать таким, каким знали его теперь. «Иглокожий». Он обосновался в Германии, в крупной электротехнической фирме, и немало способствовал ее процветанию своими блестящими работами, изобретениями. Но он всегда оставался там чужим среди чужих. Хозяева фирмы нераздельно владели всеми его патентами. Он, выдающийся ученый инженер своего времени, глубоко образованный ум, смелый новатор, пионер подлинно научной электроэнергетики, создатель системы переменного трехфазного тока, а теперь еще главный призер Всемирной выставки, — и он должен быть всего лишь одним из служащих иностранной фирмы, довольствуясь положенным ему жалованьем, да еще едкой иронией, за которой часто скрывался, как за защитной маской.

— Вы могли бы вернуться, Михаил Осипович, — мягко сказал Попов. — Вас бы приняли с распростертыми…

— Вернуться? — переспросил гость, как бы прислушиваясь. И тут же горько усмехнулся: — «Из дальних странствий воротясь…» А вы знаете, — добавил он вдруг совсем другим тоном, — какая здесь остается отметина?.. — ткнул себя в грудь. — Жить за границей — все равно что переболеть детской корью. Ты уже стал взрослым и не можешь вернуться в прежние пеленки. Они кажутся узкими, тесными. О, это жестокая болезнь!

Попов следил за ним, за переменами выражения его лица, за его резкими жестами. И думал о его судьбе, о судьбе таких же русских людей, которых он тоже знал, встречался с ними. Яблочков, Усагин… Но почему, почему русский человек, талант должен искать себя где-то на стороне, в чужих местах?! И оказывается часто ни тут, ни там. Неприкаянный.

— И все же я думаю… — сказал он, как бы отвечая своим мыслям. — Я не смог бы здесь существовать. Что бы ни случилось, у нас там…

— Э-э, батенька! — воскликнул Доливо. — Вы еще не знаете, что значит быть изобретателем. В наших условиях, при нашей бедности российской. Нет, не уважаемым господином профессором, — саркастически поклонился он в сторону Попова, — а изо-бре-та-те-лем! — отчеканил он. — Человеком, который имел счастье-несчастье придумать что-то, чего еще не было. И не дай вам бог это узнать когда-нибудь на себе!

Он приподнял руку; как пламенный пророк, и покинул номер так же внезапно, порывисто, как и появился.

Сторож у ворот глухого деревянного забора внимательно проверил фамилию Попова и приоткрыл маленькую боковую дверку. Попов вступил в заповедную территорию. Лаборатория Эдисона. Вест-Оранж.

Еще отчаливая от Европы и пересекая океан, он не раз думал о том, удастся ли ему там, за океаном, попасть в знаменитый Вест-Оранж, что прячется где-то в уединении, за шестьдесят километров от Нью-Йорка. И вот перед ним открылся этот мир, овеянный легендами. Простые длинные кирпичные здания. Одно в центре — повыше, а другие пониже — вокруг него, как отпрыски вокруг главы семейства.

Здания отмечены номерами. Один, два, три, четыре… Можно было бы без конца, днями и неделями бродить по ним, как по городу, по улицам этих коридоров, по площадям этих залов, заглядывая в тупики и закоулки этих бесчисленных комнат, кабинетов, в мастерские, склады и ателье. И всюду царила атмосфера продуманной, устремленной деловитости. То ли шум напряженной производственной, исследовательской работы, то ли глубокая тишина хранилищ.

Научная библиотека Эдисона хранила десятки тысяч книг и журналов. Бесконечные ряды корешков, стеллажи в два этажа, с лесенками и галереями. Физика, электротехника, химия, астрономия, биология, механика, политическая экономия… Почти безграничны интересы хозяина! Тут же фотографии, рисунки и плакаты, отражающие его изобретательский путь, начиная от первой его машины для голосования и кончая последними работами. А вот и поездной индукционный телеграф, с помощью которого Эдисон пытался осуществить передачу сигналов на расстояния. С тех пор прошло более восьми лет, а беспроволочной телеграфии так и не существует.

В шкафах и на полках — огромное количество руд и минералов, различных образцов из всех частей земного шара. В складских помещениях — необъятные залежи материалов. Металла, картона, бумаги, красок, стекла, химических реактивов. Но все разложенное и записанное по порядку, чтобы немедленно достать любое, что вдруг понадобится изобретателю. А сколько всевозможных инструментов, аппаратов, приборов для проведения любого опыта! У Попова, понимающего в этом толк, прямо зачесались ладони. О, чего только нельзя сотворить, обладая таким богатством! Его физический кабинет в Минном классе показался всего лишь ученическим уголком по сравнению с тем, что он здесь увидел.

Он проходил мимо стеклянных дверей рабочих кабинетов и видел там запятых людей в халатах, силуэты моделей и конструкций того, что создавал сейчас изобретатель. Светящиеся лампы, стрекочущие аппараты, вспышки дуги, гудение и непонятные мелодические звуки. Очаг изобретательства. Но туда его не приглашали.