Вторник. Седьмое мая: Рассказ об одном изобретении

Рыбкин нажал. Характерный треск разрядов вибратора разорвал тишину лаборатории.

— Есть! — вскрикнул Попов.

Стрелка гальванометра заметно качнулась в сторону, словно на нее дунул ветер электромагнитных волн. Порошок в трубочке мгновенно изменил свое сопротивление, и вот, как видите, ток от батареи устремился через порошок к гальванометру. Поразительный эффект когерирования! Чуткость на волну. Необычайная чуткость.

— Пускайте! — снова бросил Попов.

Но напрасно Рыбкин давал серии новых разрядов. Все замерло. Гальванометр не шелохнулся. Порошок перестал реагировать на посылку волн.

Попов легонько пристукнул пальцем по трубочке. И опять:

— Пускайте!

Стрелка гальванометра снова ожила и качнулась в сторону. Прилив волны был принят. Чудесное свойство порошка восстановилось.

Новый щелчок пальцем. И новая порция посылки волн…

Но первая проба есть только проба. Первое приближение. И погодите, Петр Николаевич, радоваться. Еще всякое может быть. Ну вот!..

Когерер стал давать перебои, капризничать. Иногда и вовсе отказывал, когда ему полагалось бы отвечать. Не помогали даже щелчки, постукивания. И всякая попытка хоть немного раздвинуть расстояние между приборами приводила к новой очереди капризов.

«Это что же, конфуз, неудача?» — спрашивал взглядом Рыбкин своего учителя.

Александр Степанович и бровью не повел. Ничего особенного. Вполне нормальные неудачи. С этого обычно всегда начинается в физических экспериментах. Особенно если начинаешь с такого грубого приближения.

Трубочка с порошком, лежащая перед ним на столе, наспех сделанная, показывала лишь одно: с ней еще нужно немало повозиться, помудрить, чтобы извлечь из нее то, на что она на самом деле способна.

Первое знакомство произошло. Остальное зависит от того, как они сами сумеют с ней справиться.

— Я думаю, завтра приступим, — сказал, распрямляясь, Попов и накрыл трубочку защитным картонным колпачком.

Они приступили.

На следующий день Попов пришел в физический кабинет уже с программой действий. И ассистент Рыбкин мог еще раз убедиться, что легко не будет.

Прежде всего надо было сделать так, чтобы прибор с опилками имел постоянную чувствительность. Чтобы он всегда и одинаково отзывался на прилив волны. Понимание принципа явления намечало путь. Если способность порошков объясняется тем, что под влиянием волны в них происходит сцепление отдельных частиц в сплошные нити, то надо всячески облегчить это образование нитей. Попов считал, что правильнее говорить о сваривании. Электромагнитная сварка, мгновенно прокладывая нити, и производит маленькое чудо: ток от батареи вдруг начинает проходить.

Итак, в погоню за нитями!

От чего же зависит образование нитей? Да от всего. Рыбкин увидел, как последовательно и настойчиво начал Александр Степанович к ним подбираться. И как не было той мелочи, которую он не считал бы нужным принять во внимание. И то, как расположены различные части электрической цепи. И то, как насыпан порошок в трубочку. И то, как эта трубочка закупорена. И то, как она наклонена… Скажите лучше, что же тут не влияет?

Каждая возможная причина исследовалась тут же, за экспериментальным столиком. Каждая пришедшая в голову комбинация проверялась под критическим взором Попова.

Иногда он вдруг совсем отступал от принятой формы прибора и выбирал самую неожиданную, заботясь только о нитях.

— Как вам это нравится? — спросил он лукаво Рыбкина и, сунув магнит в кучу железных опилок, поднял его над столом.

Прилипшие опилки гроздью висели на конце, словно маленькое осиное гнездо.

— Учтите, нити здесь уже образованы магнитными силами. Мы уже как бы облегчили волне работу. Ее дело теперь только дать проводимость. Понимаете, как это должно поднять чувствительность? Попробуем.

Слегка оперев это «осиное гнездо» на металлическую чашку, Попов остроумно ввел его в цепь приемника.

— Пускайте!

Ого! Какой скачок сразу стрелки гальванометра. Попов был прав. Высокая, устойчивая чувствительность. Гроздь на магните можно было отнести от разрядника гораздо дальше, а прибой волны все равно воспринимался.

— Да, но это не годится… — произнес вдруг, как приговор, Александр Степанович. — Как же мы будем встряхивать?

В самом деле, после каждого приема волны порошок надо встряхивать. Обязательно встряхивать. Чтобы распались образовавшиеся нити. Чтобы могли образоваться новые. Иначе прибор к действию не готов. А как встряхнуть такое «осиное гнездо"? Оно разлетится. Его не пощелкаешь, не ударишь.

Увы, не годится! Попов придавал этому очень важное значение, — удобное встряхивание. И гроздь опилок на магните получила отставку. Не все то, что сразу много обещает, оказывается таким на поверку.

Стеклянная трубочка вновь заняла подобающее ей место на столе экспериментов.