Второе дыхание (ЛП)

Моя слабая теща опирается на руки дочери Анн-Мари и зятя Жана-Франсуа, пока поднимается на холм кладбища в Дангю. Я очень рад видеть себя в окружении всех этих детей. Гробовщики опускают плиту с выложенными мозаикой желтыми хризантемами и лиловыми ирисами. Плита покоится на четырех столбиках, так что мы с Беатрис не будем заперты. Хоть это и необязательно, но все-таки хорошая идея.

– Привет, сумасбродка. Вы здесь, мадам Поццо? Поццолетте, это я! Беа, милая, дорогая Беатрис, это я!

Нет ответа. Голоса живых исчезают.

– Скажи что-нибудь, я не могу вечно оставаться в темноте один.

Среди теней возникает свет, Беатрис еще прекраснее, чем когда-либо.

– Посмотри, я плачу, потому что снова нашел тебя. Я так скучал по тебе, не надо было оставлять мне свои дневники отчаяния. Сабрия... Ты спрашиваешь о ней? Да, она была прекрасна и нежна. Она была птицей-фениксом, возникшей из нашей земной любви, но, то время уже прошло. Теперь я лишь прах, я могу поделиться страстью воскресших. Можем ли мы начать прямо сейчас? Нет, я должен так много рассказать тебе. Ты уже обо всем знаешь? Да, точно. Давай тогда прогуляемся под звездами, растворимся друг в друге, пока будем идти. Подожди, стой. Я хочу вернуть все поцелуи, по которым так скучал. Ты ведь знаешь, что с детьми все в порядке?

Вечность... в твоих объятиях.

Часть V: Дьявол-хранитель

Отче наш

Отче наш, сущий на Небесах, там и оставайся,

а мы останемся на земле.

Иногда тут так хорошо.

- Жак Превер,

«Отче наш»

Тяжелое заболевание легких не давало кислороду проникать в мой мозг. В конце концов, у меня в голове все перемешалось, я отключился и, естественно, был в бреду, когда ко мне вернулись нервные реакции. После короткой прогулки по райскому саду я пришел в себя на больничной койке, кажется, в Гарше.

– О! Возвращаемся на землю, так? – приветствовал меня Абдель. – Ты нёс какую-то чепуху целых пять дней. Это уже даже перестало быть смешным, ты как будто был на другой планете. Ты и эти две женщины по сторонам – это сущий дурдом.

Мои соседки, суммарный возраст которых составлял, пожалуй, около двух веков, не замедлили обозначить свое присутствие громким гвалтом. Одна из них, более худая, была прикована к кровати. Другая вела себя как маленькая девочка, и все время просила меня помочь ей. Мыслями она пребывала не здесь, так что не могла осознать тот факт, что я не могу двигаться.

– Как думаешь, долго она собирается так надо мной издеваться? – проворчал я.

Она пожаловалась, что ей трудно ходить: – Я так устаю!

– Каждый должен нести свой крест, – ответил я.

Через некоторое время я уже мог сидеть в своем кресле и видеть вторую женщину. Ее было трудно четко рассмотреть из-за решетки кровати вокруг нее, которая не давала ей совершить смертельный выпад в сторону соседа. Часть ее черепа была вмята внутрь, так что казалось, будто у нее почти не было лица под все еще густой копной волос. Она лежала на боку, неподвижно уставившись на дверь и бормоча на языке, который никто не понимал. Моя соседка сказала, что это демоны. Ее хриплый, напряженный голос был и так достаточно нечеловеческим. Лежа обнаженной здесь, в своей кровати, она заражала все вокруг своим безумием.

Я пытался объяснить соседке, что демонизировать ее было ошибкой, что за этой необъяснимой агрессией должна быть страдающая душа. Но я впустую сотрясал воздух. Весь больничный персонал не мог ее выносить. Она была абсолютно дикой и с таким неистовством отвечала на зов природы, что потом нужно было потратить час, чтобы убрать ее палату. Так что да, она была безумна. Или, во всяком случае, очень одинока.

Моя соседка, которой было, по меньшей мере, девяносто, все время повторяла: «Как мне все надоело. Так трудно ходить. Я просто умираю стоя. Что мне теперь делать, месье? Подойдите, посмотрите, месье... Подойдите на несколько минут, всего несколько минут, ну же, пожалуйста, подойдите...»

Она так и не поняла, что я парализован. Я звал Абделя, который прогонял ее. То и дело она била его по лицу, начинала плакать и возвращалась в свою палату, повторяя: «Что со мной будет?» Она снова превращалась в беспомощную маленькую девочку. Я не понимал, как можно вот так бросать стариков.

Абдель, забери меня отсюда!

Я не собирался сдаваться, сейчас или когда-либо. Я был парализован уже больше восемнадцати лет. О моих взаимоотношениях с Абделем сняли документальный фильм, а потом успешный художественный, «Неприкасаемые». Я снова женился, у нас с моей женой Хадиджей появилось двое детей, и мы переехали в Марокко. Я не сдался, чем, возможно, заслужил себе место в пантеоне паралитиков, хотя заслуги тут были вовсе не мои. Я продолжал двигаться вперед, потому что:

I – Я был достаточно удачлив и богат, чтобы меня не положили в соответствующее заведение. Не знаю, как можно выжить, когда ты днем и ночью окружен отчаянием других обездвиженных людей, когда ты слышишь их плач и крики и бесстрастно наблюдаешь, как стерилизуют помещения.