Второе дыхание (ЛП)

Хадиджа села за стол, чтобы сделать несколько рисунков, а потом взяла меня за руку. Поначалу она ничего не сказала, а потом мягко опустила свою голову на мое ноющее плечо. Ее рука мягко коснулась моей щеки. Я поцеловал ее в лоб и закрыл глаза, вдыхая ее лимонный запах. Она заснула. Я наблюдал за ней, тронутый такой доверчивостью. Луч солнечного света открыл ей глаза, она улыбнулась и прижалась плотнее. Мы остались в той же позе, хрупкие и полные надежды. Она нежно меня поцеловала.

Мы уехали к берегам озера Лалла Такеркуст ⁸¹. Вокруг лежали вечные снега. Сабах купалась, мы плыли по течению; рыбацкие лодки лежали без дела вдали, несколько чаек лениво парили над нашими головами. Бог зачах. Я вычеркнул Клару. Беатрис была ослепительна. Хадиджа твердо направляла меня к прохладным водам.

Я нашел оазис со столетними оливами у подножия Атласских гор, где я собирался построить глинобитный дом, в котором могли бы остановиться те, кого я люблю. Мы будем учить косматых детишек из ближайшего «дуара», деревни.

Они стали моими спутниками.

Одиссея

Мы с Виждан, моей маленькой дочкой, вместе прикреплены к параплану. Над нами распростерлось крыло – точно такое же, цвета неба и солнца, было у меня двадцать лет назад возле Шато-де-ла-Пунта. С залива Аяччо поднимается теплый ветерок.

– Летим, дорогая?

Хадиджа стоит по другую сторону:

– Будьте осторожны!

– Без проблем, – отвечаю я очень в духе Абделя.

Я ступаю вперед, крыло вздымается у нас над головами, на миг я приостанавливаюсь, и мы летим.

– Виждан! Посмотри на глупца, что летит там, слева. Может, посоревнуемся?

Я наклоняю крыло. Ниже, на крыльце, Беатрис в своем белом прозрачном платье и соломенной шляпке, с ленточкой цвета фуксии. Она была со мной все эти годы. В руке у нее корзинка с розами из сада.

Летиция толкает коляску, в которой находится под зонтиком ее младший ребенок. Сабах не отводит глаз от книги. Робер-Жан наклонился к своей невесте в тени цветущих каштанов. Ниже находится башня и часовня-усыпальница.

Мы крутимся в теплых лучах солнца. Виждан громко хохочет.

– Жизнь безумна, дорогая. Жизнь прекрасна!

Эс-Сувейра, август 2011

Послесловие

Оливье Накаш и Эрик Толедано, режиссеры фильма «Неприкасаемые» (2011) как-то позвонили мне в январе в 2010 года. Несколько лет назад они посмотрели документальный фильм, режиссером которого был Жан-Пьер Девиль, а продюсером – Мирей Дюма. Озаглавленный «A la vie, a la mort» (За жизнь, за смерть) (2002), он повествовал о неправдоподобной истории о том, как я, богатый и привилегированный паралитик, и Абдель, молодой человек, выходец из Северной Африки во втором поколении из бедного района, встретились и помогали друг другу много лет. Наши смелые режиссеры хотели снять фильм по ее мотивам. Мы с моей женой Хадиджей устроили для них, а также для актеров, которых рассматривали на главные роли, Омара Си и Франсуа Клюзе, обед в нашем доме в Эс-Сувейре. Мы неоднократно встречались, и наблюдать за съемками, одновременно читая сценарий, было удивительно.

Книга, которая вдохновила на создание документального фильма, «Le second souffle» (Второе дыхание) (2001), в то время уже не печаталась и была раскритикована. Фредерик Бойе – главный редактор Bayard Editions, моего издательства, предложил мне переиздать ее одновременно с выходом фильма, а также добавить предисловие и новые вставки, чтобы моя мучительная история соответствовала моменту. Поэтому часть «Дьявол-хранитель» вобрала в себя период времени между выходом книги «Второе дыхание» в 1988 году и встречей с Хадиджей в Марокко в 2004 году – тот же промежуток времени покрывает сценарий. Некоторые ограничения, связанные с фильмом и их собственным воображением, заставили режиссеров упростить, изменить, вырезать или придумать много событий.

«Неприкасаемый» относится и к Абделю, и ко мне во многих смыслах. Североафриканское происхождение Абделя привело к тому, что он всегда чувствовал себя изолированным во французском обществе, как неприкасаемый в Индии. Если бы вы затронули его чувства, он, вероятнее всего, ударил бы вас, и при этом он настолько быстро бегал, что полицейский лишь однажды поймал его за всю его продолжительную карьеру «плохого парня».

Что касается меня, запертого за высокими стенами своего парижского дома – золотой клетки, как называл его Абдель, – человека, который ни в чем благодаря своим деньгам не нуждался, меня можно было назвать властелином мира; ничто не могло доставить мне беспокойство. Или люди так думали. На самом деле, паралич всего тела и потеря чувствительности не давали возможности чего-нибудь коснуться. Все были настолько напуганы состоянием, в котором я пребывал, что даже боялись меня задеть, и если кто-то касался моего плеча, все были уверены, что это приносило мне муки.

Отсюда и «Неприкасаемые».