Второе дыхание (ЛП)

Я ничего не помню из этих недель, кроме позорной попытки сбежать. Потом настал день в Боготе, когда Беатрис положила мне на руки Летицию. Она была чудесным трехмесячным младенцем, взиравшим на меня широко открытыми глазами с удивлением и, может быть, волнением. Мое дыхание медленно подстроилось под ее; все трое, мы дышали синхронно. Беатрис выглядывала из-за моего плеча, разглядывая ребенка, и вот уже мы почти бежим оттуда. Это должно было случиться. Летиция была чудом. Беатрис снова начала находить удовольствие в наших занятиях любовью. Я заново открывал тепло ее израненного тела.

Меня назначили финансовым директором французского подразделения крупной американской фармацевтической компании. Мы возвращались домой, сперва с трепетом, потом с триумфом от обретения нашего долгожданного ребенка. Пять лет прошло с тех пор, как мы покинули Францию. Мы переехали в городской фамильный дом. Беатрис возвращалась к жизни; Летиция становилась все прекраснее и прекраснее. Я без устали работал со своим молодым начальником, Андре, который стал моим другом. Я получал вполовину меньше, чем в Америке, но работа была такой захватывающей! Андре всегда приносил подарки для Летиции, когда мы работали дома по выходным.

Беа было тридцать три. Она сияла.

Операция на сердце

Мы возвращались из Сен-Жерве-ле-Бен³⁸. Беатрис устала и вытянулась на сиденье. Я услышал, как она ловит воздух, и оглянулся. Глаза у нее ввалились, ей было трудно дышать. Потом все прошло, и она заснула. На каждом изгибе дороги ее голова безвольно моталась из стороны в сторону.

Я доехал до Парижа без остановок. Когда мы приехали домой, я разбудил Беа. Ее глаза все еще оставались запавшими, она смотрела на меня пустым взглядом. Она с трудом поднялась по лестнице и упала в кровать. Ночь тянулась без конца. Я следил за ее беспокойным сном. На следующее утро мы решили проконсультироваться с ее кардиологом. Он диагностировал легочную эмболию и настоял на немедленной госпитализации.

Для нее было выделено место в отделении кардиологии. Главным врачом оказался племянник нашего доктора. Хоть какое-то везение. У нас не было времени вернуться домой, чтобы поцеловать Летицию. Госпиталь Сент-Антуан³⁹... Там мы раньше не были.

Как всегда, мы пытались шутить. Каждый из нас играл свою роль. Не плачь, хотя бы явно. Поддерживай хорошие манеры. Мы поблагодарили медсестру. Она была очень милой. Все это было так нам знакомо.

Появился племянник нашего доктора и устроил Беатрис. Она была дважды пленницей – своего тела и больничных правил. Ее одели в форму, род смирительной рубашки, которую надевают без нижнего белья. Все было на месте: капельницы, замки на окнах для предотвращения суицидов, ни телефона, ни телевизора, ни ярких красок, ограниченное время посещений.

Мне с этим сталкиваться не пришлось. Медперсонал научился идти на компромисс с моим упрямством. Через некоторое время мое упорное присутствие уже ни у кого не вызывало вопросов. В первый вечер, когда мне нужно было уходить, я взял список вещей, которые разрешалось приносить, и уверил Беатрис в том, что расскажу обо всем ее и моим родителям и поцелую нашу маленькую двухлетнюю дочку.

Врачи сделали необходимые анализы и подтвердили тромбоэмболию легочной артерии. Они положили Беатрис в постоянно освещенную стеклянную комнату и подключили к кардиомонитору с красным мигающим огоньком и линией на экране, указывающей ее пульс. Еду и лекарства ей вводили внутривенно. Она лежала под неоновым светом, бледная и неподвижная, слезы катились по ее лицу.

Беатрис перенесла шесть приступов легочной эмболии и провела целый год в больнице. Я видел ее каждый день, но это были безрадостные посещения. Я не понимал ее одиночества и не знал, что сказать. Я приходил туда по утрам, около одиннадцати. Все было размыто у меня перед глазами, я сильно волновался. Она была счастлива видеть меня, хотя я ничего не говорил. К полудню я уже должен был выбраться, вырваться оттуда. Я шел вниз по улице Сент-Антуан.

Я нашел старомодное, традиционное местное бистро. Им владела супружеская пара. Жена, внушительных размеров женщина, стряпала, а муж, изможденный пристрастием к алкоголю, общался исключительно со своими локтями и плечами, как курица. Я всегда садился за один и тот же столик. Жена готовила для меня особую закуску и восхитительное блюдо дня. Жара нагоняла на меня дремоту. Мое сознание словно отключалось.