Второе кольцо силы

Она остановилась. Я уговаривал ее продолжать.

— Нагваль говорил мне, что ты записываешь, но потом не помнишь того, что записал, — сказала она обвиняющим тоном.

Я запутался в словах, пытаясь оправдаться. Но я знал, что сказанное ею было правдой. Слова дона Хуана всегда оказывали двойное воздействие: одно — когда я слушал что-то впервые, и другое — когда я читал дома то, что записал, а потом забыл.

Однако разговор с Ла Гордой был принципиально иным. У учеников дона Хуана не было бесконечной глубины его знания. Их откровения, хотя и необычные, были лишены чего-то существенного и оставались лишь составными частями головоломки. Из-за необычного характера этих фрагментов картина не становилась более ясной, но только сильнее запутывалась.

— У тебя была бурая дыра с правой стороны живота, — продолжала она. — Это значит, что тебя опустошила женщина. У тебя есть ребенок женского пола.

— Ты сказала, «была дыра». У меня ее больше нет?

— Нет. Она была залатана. Нагваль помог тебе залатать ее. Без его помощи ты был бы сейчас еще более пустым.

— Что такое эта заплата?

— Латка в твоей светимости. Я не знаю, как еще объяснить это. Нагваль сказал, что маг его уровня может в любой момент заполнить эту дыру. Но это заполнение — только латка без светимости. Любой, кто видит, или сновидящий может сказать, что это выглядит как заплата свинцового цвета на желтой светимости остального тела.

Нагваль залатал тебя, меня и Соледад. Но он предоставил нам самим восстановить свою светимость.

— Как он залатал нас?

— Он — маг. Он что-то вложил в наши тела. Он изменил нас. Мы больше не такие, как прежде. Заплата — это то, что он вложил туда.

— Как он вложил это туда, и что это такое?

— Его собственная светимость. Он сделал это своей рукой. Он просто проник в наши тела и оставил там свои волокна. Он сделал это со всеми своими шестью детьми и с Соледад. Все мы — одно и то же, кроме Соледад. Она совсем другая.

Ла Горда, казалось, не хотела продолжать. Она заколебалась и начала запинаться.

— Что представляет собой донья Соледад? — настаивал я.

— Это очень трудно объяснить, — сказала она после длительных уговоров. — Она такая как и я, и все-таки другая. Она имеет ту же светимость и все же она не с нами. Она идет в противоположном направлении. Сейчас она больше всего похожа на тебя. Вы оба имеете заплаты, напоминающие свинец. Моя заплата исчезла и я снова — полное светящееся яйцо. Поэтому я и сказала, что ты и я будем совершенно одинаковыми в тот день, когда ты снова станешь полным. Нас делает в данный момент почти одинаковыми светимость Нагваля, одинаковое направление и еще то, что мы оба были пустыми.

— Как выглядит полный человек для мага? — спросил я.

— Как светящееся яйцо, состоящее из волокон, — ответила она. — Все волокна — целые. Тогда они выглядят как струны, туго натянутые струны.

У пустого человека на краях дыры волокна оборваны. Если у него много детей, его волокна вообще не похожи на волокна. Эти люди выглядят как два разделенных чернотой куска светимости. Это ужасное зрелище. Нагваль заставлял меня видеть таких людей, когда мы с ним были в городском парке.

— Как ты думаешь, почему Нагваль никогда не говорил мне об этом?

— Он говорил, но ты никогда не понимал его правильно. Как только он видел, что ты неверно истолковываешь его слова, он менял тему. Твоя пустота препятствует пониманию. Нагваль сказал, что для тебя это совершенно естественно — не понимать, ведь когда человек становится неполным, он действительно опустошается, как тыква-горлянка, из которой вытряхнули содержимое. Ты не обращал внимания на частые напоминания дона Хуана о том, что ты — пустой. Ты никогда не понимал, что он имеет в виду, или, что еще хуже, — не хотел понимать.

Ла Горда ступила на опасную почву. Я попытался отвлечь ее другими вопросами, но она отклонила их.

— Ты любишь маленького мальчика и не хочешь понять, что Нагваль имеет в виду, — сказала она обвиняюще. — Нагваль сказал, что у тебя есть дочь, которую ты никогда не видел, и что ты любишь того маленького мальчика. Одна взяла твое острие, другой — захватил тебя. Ты соединил их вместе.

Мне пришлось прекратить записывать. Я вылез из пещеры, встал и начал спускаться по крутому склону на дно лощины. Ла Горда следовала за мной. Она спросила меня, не расстроился ли я из-за ее прямоты. Мне не хотелось лгать.

— А как ты думаешь?

— Ты прямо кипишь! — воскликнула она и захихикала с такой знакомой мне непринужденностью дона Хуана и дона Хенаро.

Видимо, она едва не потеряла равновесие и схватилась за мою левую руку. Чтобы помочь ей спуститься на дно лощины, я поднял ее за талию. Я отметил, что она весит не более ста фунтов. Поджав губы, как это обычно делал дон Хуан, она сказала, что весит сто пятнадцать фунтов. Мы одновременно рассмеялись. Это был момент прямого непосредственного общения.

— Почему ты все время пристаешь ко мне с этими разговорами? — спросила она.