— Они сердятся на тебя, потому что до них до сих пор не дошло, что ты не отличаешься от них. Они смотрят на тебя как на Нагваля. Им не понять, что ты индульгируешь своим способом, точно так же, как они — своим. Она сказала, что Паблито ноет и жалуется, и играет слабовольного человека. Бениньо играет застенчивого человека, который не может даже поднять глаза. Нестор играет мудреца, — того, кто все знает. Лидия играет крутую женщину, которая может сокрушить взглядом кого угодно. Хосефина была ненормальной, на которую нельзя было положиться. Роза была раздражительной девицей, которая кусала москитов за то, что они кусают ее. А ты был дураком, который приехал из Лос-Анжелеса с блокнотом и кучей нелепых вопросов. И всем нам нравилось вести себя так, как мы привыкли.
— Когда-то я была толстой и вонючей, — продолжала она после паузы. — Я не обращала внимания на то, что других пинают меня ногами, как собаку. Это была моя форма.
Я должна буду рассказать им, что я увидела относительно тебя, чтобы их не раздражали твои действия.
Я не знал что сказать, чувствуя, что она бесконечно права. Самым важным фактором была не столько безошибочность ее утверждений, сколько способ, которым она пришла к своему неоспоримому утверждению, и свидетелем которого был я сам.
— Как ты увидела это? — спросил я.
— Это просто пришло ко мне, — ответила она.
— Как оно пришло к тебе?
— Я испытала ощущение видения, пришедшее на верхушку моей головы, и просто знала все это.
Я настаивал на том, чтобы она описала каждую деталь этого «ощущения видения», о котором она только что упомянула. После минутного колебания она уступила, описав мне точно такое же щекочущее ощущение, что было и у меня во время моих столкновений с Соледад и сестричками. Ла Горда сказала, что оно начинается на макушке, а затем опускается вниз по спине и вокруг талии к матке. Она ощущала его внутри своего тела как поглощающее щекочущее раздражение, которое превратилось в знание, что я цепляюсь за свою человеческую форму подобно всем остальным. Разница между нами лишь в том, что я делаю это непонятным для них способом.
— Ты слышишь голос, который говорит все это? — спросил я.
— Нет. Я просто видела все, что рассказала тебе о тебе самом, — ответила она.
Я хотел спросить, было ли у нее видение меня, цепляющегося за что-то, но передумал. Я не хотел индульгировать в своем обычном поведении. Кроме того я знал, что именно она имеет в виду, когда говорит о видении. То же случилось и со мной, когда я был с Розой и Лидией. Я внезапно «знал», где они жили. У меня не было видения их дома, я просто ощутил, что знаю это.
Я спросил ее, слышала ли и она звук, похожий на треск деревянной палочки, сломавшейся у основания ее шеи.
— Нагваль учил нас, как получить ощущение на макушке головы, — сказала она, — но не каждый из нас может вызвать его. Звук позади горла — еще более трудная вещь. Никто из нас до сих пор не ощущает его. Странно, что у тебя он есть, ведь ты пустой.
— Как действует этот звук? — спросил я. — И что это такое?
— Ты знаешь это лучше, чем я. Что же еще я могу сказать тебе? — ответила она резко.
Тут она явно поймала себя на раздражительности и сконфужено улыбнувшись опустила голову.
— Я чувствую себя глупо, рассказывая тебе то, что ты уже и так знаешь, — сказала она. — Ты задаешь мне эти вопросы чтобы проверить, действительно ли я потеряла форму?
Я сказал ей, что нахожусь в растерянности. Мне кажется, я знаю, что это был за звук; но чтобы знать что-либо на самом деле, мне нужно непременно выразить свое знание в словах. В данном же случае я просто не представлял, где мне взять эти слова и как их соединить в понятия. Поэтому единственное, что я мог сделать, — это задавать вопросы в надежде, что ее ответы могли бы помочь мне.
— Я не могу помочь тебе в случае с твоим звуком, — сказала она.
Я вдруг ощутил невероятный дискомфорт. Я сказал ей, что привык иметь дело с доном Хуаном и что теперь нуждаюсь в нем более чем когда бы то ни было. Он бы разъяснил мне все это.
— Тебе недостает Нагваля? — спросила она. Я сказал, что да и что я не понимал, как сильно мне недостает его, пока не оказался в его родных краях.
— Тебе недостает его потому, что ты все еще цепляешься за свою человеческую форму, — сказала она и захихикала, словно наслаждаясь моей печалью.
— А тебе самой недостает его, Горда?
— Нет. Не мне. Я — его. Вся моя светимость была изменена. Как может мне недоставать чего-то, что есть я сама?
— Чем отличается твоя светимость?
— Человеческое существо или любое другое создание имеет бледно-желтое свечение. Животные — скорее желтое, люди — более белое, но маг — янтарно-желтое, как мед на солнечном свету. Некоторые женщины-маги — зеленые. Нагваль сказал, что они самые могущественные и самые опасные.
— Какой цвет у тебя, Горда?