Второе кольцо силы

Она смущенно посмотрела на меня и отпрянула. Я решил, что причинил ей боль. Я отпустил ее. Она выпрямилась, скривила свой маленький ротик и разразилась невероятным ворчанием и визгом. Неожиданно ее черты изменились. Серия безобразных неконтролируемых спазмов исказила лицо, только что бывшее таким спокойным.

Я с ужасом смотрел на нее. Лидия толкнула меня локтем.

– Зачем ты испугал ее, болван? – прошептала она. – Разве ты не знаешь, что она онемела и вообще перестала говорить?

Хосефина, очевидно, поняла ее и, казалось, сала протестовать. Она погрозила Лидии кулаком и вновь разразилась очень громкими и устрашающими воплями, а потом поперхнулась и закашлялась. Роза начала растирать ей спину. Лидия хотела ей помочь, Хосефина чуть не ударила ее по лицу.

Лидия села рядом со мной и беспомощно пожала плечами.

– Вот так, – шепнула она мне. Хосефина повернулась к ней. Ее лицо было искажено безобразной гневной гримасой. Из открытого рта вновь вырвались какие-то устрашающие гортанные звуки.

Лидия соскользнула со скамейки и незаметно покинула кухню. Хосефина, казалось, была олицетворением ярости. За считанные секунды она потеряла всю прелесть и простодушие, так очаровавшие меня. Я не знал, что делать. Я попытался попросить прощения, но нечеловеческие вопли Хосефины заглушили меня. Наконец Роза увела ее в дом.

Лидия вернулась и села напротив меня.

– У нее здесь что-то не в порядке, – сказала она, прикасаясь к голове.

– Когда это случилось?

– Давно. Нагваль, должно быть, что-то сделал с ней, потому что она внезапно перестала говорить.

Лидия казалась опечаленной. Я подумал даже, что ей вовсе не хотелось, чтобы я это заметил, печаль обнаружилась помимо ее воли. Я готов был сказать ей, что не стоит так бороться с собой, пытаясь скрыть свои эмоции.

– Как Хосефина общается с вами? Пишет?

– Прекрати говорить глупости. Она не пишет. Она – не ты. Она с помощью рук и ног говорит нам все, что хочет.

Хосефина и Роза вернулись на кухню и встали возле меня. Я подумал, что Хосефина опять кажется образцом простодушия и доброжелательности. Ее чарующее спокойствие не давало ни малейшего повода считать, что она могла быть такой безобразной и такой жесткой. Глядя на нее, я вдруг понял, что ее невероятные способности к маскировке и жестикуляции вызваны потерей речи. Я подумал, что столь искусным в имитации может быть лишь человек, утративший дар словесного общения.

По словам Розы, Хосефине очень хотелось опять заговорить, так как я ей очень понравился.

– Пока ты не появился, она была счастлива и так, – резко сказала Лидия.

Хосефина кротко кивнула, подтверждая слова Лидии, и издала ряд коротких звуков.

– Мне бы хотелось, чтобы здесь была Ла Горда, – сказала Роза. – Лидия всегда раздражает Хосефину.

– Мне этого совсем не хочется, – запротестовала Лидия.

Хосефина улыбнулась ей и протянула руку, пытаясь коснуться ее. Казалось, она хочет примирения. Лидия резко оттолкнула ее руку.

– Да ну тебя, идиотка, – пробормотала она.

Хосефина не рассердилась. Она казалась глубоко погруженной в себя. В ее глазах было столько печали, что было больно смотреть. Я решил вмешаться и помирить их.

– Ей кажется, что она единственная женщина в мире, у которой есть проблемы, – раздраженно бросила Лидия. – Нагваль велел нам обращаться с ней круто и без снисхождения, пока она не перестанет чувствовать жалость к самой себе.

Роза посмотрела на меня и кивком подтвердила сказанное.

Повернувшись к Розе, Лидия велела ей отойти от Хосефины. Роза покорно отошла и села на скамейку рядом со мной.

– Нагваль предсказал, что в один прекрасный день она снова заговорит, – сказала Лидия.

– Эй! – сказала Роза, дергая меня за рукав. – Может, это ты поможешь ей заговорить?

– Да! – отозвалась Лидия, словно у нее мелькнула та же мысль. – Может быть, ради этого мы и должны были ждать тебя.

– Ну конечно же! – воскликнула Роза с выражением истинного озарения.

Они вскочили и стали обнимать Хосефину.

– Ты снова будешь говорить! – кричала Роза, встряхивая Хосефину за плечи.

Хосефина открыла глаза и начала вращать ими. Она издавала приглушенные вздохи, похожие на всхлипы, а потом заметалась из стороны в сторону, крича, как животное. Ее возбуждение было таким сильным, что она не могла разжать челюсти. Они и не пытались успокоить ее.

– Ты снова будешь говорить! – кричали они. – Ты снова будешь говорить!

От криков, стонов и всхлипов Хосефины у меня по коже прошел озноб. Я был совершенно сбит с толку и решил попытаться поговорить с ними спокойно. Я взывал к их разуму, но вдруг до меня дошло, что его у них – по моим стандартам – было крайне мало. Я расхаживал по кухне взад-вперед, пытаясь сообразить, что же мне делать.

– Поможешь ты ей или нет? – требовала Лидия.

– Ну пожалуйста, сэр, пожалуйста, – умоляла меня Роза.