Пресловутое создание российского флота (который в таких количествах был России вовсе ни к чему) происходило со свойственной Петру революционной энергией, переходящей в вопиющую бесхозяйственность. Миллионы десятин вековых дубовых лесов в Воронежской губернии были вырублены во имя постройки каких-то трех десятков кораблей; для застройки и отопления вновь построенных городов на побережье Азовского моря. Целая лесная область была превращена в степь, и в результате верховья Дона перестали быть судоходными, а 35 построенных кораблей сгнило в донской воде. Еще десятилетия спустя, напоминая о хищнической, бессистемной вырубке лесов, там валялись миллионы бревен. С такой же безумной расточительностью материальных ресурсов строился позже порт в Ревеле. Как пишет Ключевский, «ценное дубье для Балтийского флота – иное бревно ценилось в тогдашних рублей сто – целыми горами валялось по берегам и островам Ладожского озера, потому что Петр блуждал в это время по Германии, Дании, Франции, устрояя Мекленбургские дела».
Со всех концов Руси на строительство флота сгоняли рабочих, а на флот рекрутов. Это приобрело такие масштабы, что села пустели – оставшийся народ ударялся в бега, беглецы сбивались в разбойничьи шайки. Россия подверглась тотальному разорению, и все больше стала походить на «просвещенную» Европу (только близ Торжка, Пскова, Кашина и Ярославля насчитывалось 89 086 пустых дворов).
Желая привить в России судостроение по западному образцу, «великий и мудрый царь» указом от 28 декабря 1714 года запретил ходить в море на судах прежнего строя. Максимум через три года
Бессмысленно переведя дубовые и сосновые леса, Петр, как всегда, бросился в другую крайность: издал драконовские законы против «губителей леса». На окраинах лесов были поставлены виселицы, на которых вешали крестьян, срубивших не то дерево, которое разрешалось.
Народ роптал: «С тех пор, как Бог этого царя на царство послал, так и светлых дней мы не видывали: все рубли, да полтины, да подводы, нет отдыха крестьянству. Это мироед, а не царь – весь мир перевел, переводит добрые головы, а на его кутилку и перевода нет!»
Начались народные бунты, сперва на окраинах, но потом вылившиеся в восстание под руководством Емельяна Пугачева. Все они подавлялись с неслыханной жестокостью и подлостью. Мятежникам, как правило, обещали прощение, если они покорятся, однако вместо обещанного прощения мятежников отправляли в Москву и после страшных пыток убивали.
Здесь уместно вернуться несколько назад и упомянуть о восстании стрельцов в 1698 году. Стрельцы восстали в защиту престола и алтаря против царя нечестивого, который ко всему прочему еще и лишил стрельцов бывших привилегий. Восстание было подавлено, в Преображенском приказе были устроены четырнадцать застенков, в которых стрельцов пытали с неслыханной жестокостью: в Преображенском селе ежедневно курилось до 30 костров с угольями для поджаривания стрельцов. Сам царь с видимым удовольствием присутствовал при этих истязаниях. Пытали не только стрельцов, но и их жен и детей.
30 сентября 1698 года к месту казни отправляется первая повозка осужденных. Приговоренных везли на Красную площадь в санях попарно, с зажженными свечами в руках. Клали по пятьдесят человек вдоль бревна таким образом, что бревно служило плахой. Головы стрельцов полетели от топора, которым орудовал сам царь (что до него не делал
Больше недели продолжалась эта кровавая вакханалия: 11 октября – 144 казни; 12 октября – 205; 13 октября – 141; 17 октября – 109; 18 октября – 65; 19 октября – 106.
Сто девяносто пять стрельцов было повешено у ворот Новодевичьего монастыря и перед кельей царевны Софьи; трое из них, повешенные подле самых окон, так что Софья могла легко достать до них рукой, держали в руках челобитные, адресованные царевне.