Второе Правило Волшебника, или Камень Слёз

Волшебники вздрогнули и придвинулись ближе друг к другу.

— И что это за испытание? — спросил Вебер.

— Снимайте балахоны, и мы начнем.

Они переглянулись.

— Балахоны? — переспросил Рэнсон, непроизвольно подняв перед собой руку. — Сейчас? Здесь?

Она по очереди оглядела их:

— Не стесняйтесь, мальчики. Я множество раз купала вас в пруду.

— Но тогда мы были еще детьми, — попытался возразить Рэнсон, — а теперь мы взрослые мужчины.

Глаза ее злобно сверкнули.

— Не заставляйте меня повторять дважды! Иначе я сожгу их прямо на вас!

Вздрогнув, волшебники начали торопливо стаскивать с себя балахоны. Она с подчеркнутым презрением смотрела на мужчин, и под ее взглядом те покраснели от стыда. Сестра встряхнула рукавом, и в руке у нее оказался скальпель.

— А теперь к стене. Оба.

Они замешкались, и, чтобы поторопить их, она применила силу ошейника. Волшебников отшвырнуло к стене, где они и застыли, опутанные невидимой сетью, не в силах пошевелить даже пальцем.

— Прошу вас, сестра, — прошептал Рэнсон, — не убивайте нас. Мы сделаем все. Все что угодно.

— Конечно, сделаете. По крайней мере один из вас. Однако мы еще не выяснили, кто же это будет. Так что лучше держи язык за зубами, пока я тебе его не отрезала.

Оглядев беспомощных волшебников, она двинулась к Веберу и, приложив скальпель к его груди, сделала два аккуратных надреза, сходящихся внизу, почти у пупка. Обливаясь потом, Вебер стиснул зубы, но не проронил ни звука. Соединив эти два надреза одним поперечным, сестра с помощью скальпеля отделила от тела верхнюю часть треугольника и перешла к Рэнсону.

С ним она проделала ту же операцию: два продольных разреза и один поперечный. По лицу его струился пот, смешанный со слезами, но Невилл молчал. Закончив, сестра выпрямилась и оценила результаты. И треугольники, и кусочки отодранной кожи были одинаковыми. Отлично. Она убрала скальпель в рукав.

— Один из вас завтра избавится наконец от ошейника и волен будет отправиться куда пожелает. Так, во всяком случае, полагают сестры. Но Владетель решил иначе. Завтрашний день для одного из вас станет началом его службы Владетелю. Тот, кто будет служить ему хорошо, будет вознагражден, когда Владетель вырвется из-за завесы. Но тот, кто не справится со своими обязанностями, то… ну, словом, ему придется горько пожалеть об этом.

— Сестра, — дрогнувшим голосом спросил Рэнсон, — но почему только один? Мы оба можем принести присягу. Мы оба можем служить Владетелю.

Вебер бросил на него осуждающий взгляд. Он не любил просить пощады. Он всегда был упрям.

— Эта присяга — присяга кровью. Только тот, кто выдержит мое испытание, удостоится чести ее принести. Второй сегодня ночью лишится своего дара. А знаете ли вы, как лишить волшебника дара?

Волшебники отрицательно покачали головами.

— Если содрать с него кожу, магия вытечет из него, — сказала сестра таким будничным тоном, словно говорила о том, как снять кожицу с груши. — Вытечет вся, без остатка.

Вебер молча смотрел на нее. Лицо его стало белым как полотно. Рэнсон в ужасе закрыл глаза.

Сестра намотала на пальцы лоскутки кожи и продолжала объяснять:

— Дело это сугубо добровольное. А для того, чтобы вы лучше представляли себе, что вас ожидает, — небольшая демонстрация. Я не хочу, чтобы вы думали, будто смерть будет для одного из вас легким выходом. — Она ласково улыбнулась им. — Вы можете кричать, мальчики. Я знаю, что это очень больно.

Она отступила назад и вырвала у каждого из груди полоску кожи. Сестра терпеливо ждала, пока утихнут вопли, а потом еще дала им время слегка порыдать: это помогает лучше усвоить урок.

— Прошу вас, сестра! — простонал Вебер. — Мы служим Создателю. Так учили нас сестры. Создателю, а не Владетелю!

Она холодно взглянула на него:

— Если ты так предан Создателю, Сэм, я позволю тебе выбирать первым. Хочешь ли ты остаться в живых или умереть сегодня ночью?

— Почему он? — прохрипел Рэнсон. — Почему ты дала ему выбирать первым?

— Попридержи язык, Невилл. Будешь говорить, когда придет время! — Она вновь посмотрела на Вебера и подняла его голову за подбородок: — Ну, Сэм? Кто же умрет — ты или твой лучший друг? — Она отпустила его подбородок и скрестила руки на груди.

Сэм затравленно смотрел на нее. Лицо его было уже не белым, а серым. На Рэнсона он старался не глядеть. Когда Сэм заговорил, голос его был едва слышен:

— Меня… Убей меня. Пусть Невилл живет. Я не присягну Владетелю в верности. Я лучше умру.

Некоторое время она молча смотрела в его пустые глаза, а потом повернулась к Рэнсону:

— Так что ты хотел сказать, Нэвилл? Кому жить? Кому — умирать? Тебе или твоему лучшему другу? Кто принесет присягу Владетелю?

Облизнув губы, он бросил взгляд на товарища, потом — на сестру.

— Вы же его слышали. Если он хочет умереть, пусть умирает. Я хочу жить. Я присягну Владетелю в верности. Я дам ему свою клятву.

— Свою душу.

Он медленно кивнул. Глаза его пылали.

— Мою душу.

— Ну что ж. — Она улыбнулась. — Похоже, друзья пришли к согласию. Таким образом, все довольны. Быть посему. Я рада, Невилл, что именно ты останешься с нами. Я горжусь тобой.