Второе пришествие

Постепенно глазные яблоки очищались. Пламя, которое оказалось вовсе даже не пламенем, а каким‑то красноватым газом, рассеивалось, словно туман холодным утром в горячих лучах восходящего солнца. Стали видны зрачки, радужка, белки с тонюсенькими прожилками капилляров.

«Неужели это галлюцинация?»

Я ущипнул себя. Сильно и больно. Так, чтобы на коже остался заметный белый след.

В тот же момент в дверь постучали. Тихо и осторожно. Очень неуверенно.

— Войдите, не заперто, – ответил я, не задумываясь.

Дверь медленно отворилась.

В комнату вошла Илина, бледная и напуганная. Замерла на пороге, нервно теребя пальцами край платья.

— Здравствуй, – сказал я.

— Здравствуй, – ответила она, пряча глаза. – Тебя долго не было. Ты в порядке?

— Вроде того.

— Я ждала, когда ты вернешься. Но мне страшно.

— Ты боишься меня, верно?

Она вздрогнула.

— Боишься, – я попытался усмехнуться. – Можешь не скрывать своего страха. Все нормально. Ведь если бы на твоем месте оказался я, отношение было бы точно таким же.

— Ты оборотень?

— Не знаю.

Я вздохнул и сел на кровать.

— Лучше поступим так: я расскажу тебе все, что знаю, и ты решишь, что обо мне думать. Сам я слишком запутался и не могу дать правильного ответа.

— Вчера, когда ты убежал, я не удержалась и последовала за тобой, – призналась она.

— Продолжай, – попросил я.

— Я потеряла тебя из виду. А потом услышала странные звуки и увидела, как ты вошел во двор дома. Дома, в котором жил… – она заплакала и не смогла дальше говорить.

— Ты вошла внутрь и увидела растерзанный труп. – Я продолжил за нее.

— Да. А потом услышала пронзительный вой, испугалась и убежала.

— У тебя еще есть сомнения? – Я повернул голову и попытался изобразить улыбку. Не вышло. – У меня провалы в памяти. Каждое утро я просыпаюсь в незнакомом месте и понятия не имею, как туда попал. И не знаю, что делал, пока был не в себе.

— Ты хочешь убить нас?

Я покачал головой.

— Нет. Я не желаю зла. Ни тебе, ни остальным жителям. И этой ночью я уйду из деревни. Раз уж моя болезнь так опасна, что мне нельзя находиться рядом с людьми.

Илина жалобно всхлипнула.

— Но есть кое‑что. Это будет сложно понять, но я не убивал того мужчины. Когда я подошел, он уже был мертв. А на меня напал другой оборотень.

— Другой оборотень? – вскрикнула Илина. – Но разве такое возможно?

Я не знал, что добавить. Все, что можно, уже было сказано. У меня не было права успокаивать ее или приободрять. Я мог только предупредить. Повисла гнетущая тишина.

В этой тишине я услышал приглушенные голоса, доносившиеся с улицы. Рывком поднялся с кровати и подошел к окну. Через мутное стекло я разглядел колонну крестьян, движущихся по дороге, с высоко поднятыми факелами, острыми вилами, кривыми косами, заточенными палками и охотничьей сетью.

Все стало ясно.

— Нужно бежать – подумал я вслух.

Бежать. Позабыть обо всем. Обо всех. Я понимал, что крестьяне не поверят мне, сколько бы я ни клялся, что навсегда покину их, и уж тем более не поверят, что в деревне целых два оборотня. Они шли, чтобы просто убить меня. Раз и навсегда. Убьют и будут праздновать победу, пока другой оборотень не начнет свою кровавую жатву. Я должен был спасти хотя бы себя.

— Надо бежать, – твердо решил я. Опять же вслух.

— Бежать некуда, – тихо сказала Илина. – Они уже здесь.

Я вышел в коридор, и четыре ряда острых прутьев сомкнулись возле моего лица. Несколько крестьян с вилами не собирались отпускать опасного монстра. Меня вывели на улицу, где терпеливо ждал Римен и все остальные деревенские жители.

Меня поставили перед крыльцом, как приговоренного к расстрелу преступника. Разве что вместо автоматов или ружей, крестьяне держали в руках вилы, батога и косы. От угрожающего вида сельскохозяйственного инструмента мне стало плохо. Смерть обещала быть очень мучительной.

Крестьяне шептались, молились и ругались. Римен поднял факел над головой, и его лицо стало темным и мрачным. Разговоры прекратились.

— Как я и говорил, – сказал он. – Мое сердце чуяло связь между тобой и нашими бедами. Сначала я решил, что ты избавишь нас от напасти, но, увы, ты и есть наше самое большое горе. И хотя виной всему тяжелая болезнь, мы не можем оставить тебя в живых. Жаль, что так получилось, ты понравился мне, чужеземец.

Крестьяне поддержали старосту сухими возгласами: «Смерть чудовищу! Казним оборотня. Поделом ему».

Итак, я глядел в лицо смерти. А она ухмылялась улыбкой дряхлого старика.

Я смотрел на крестьян, и мне казалось, что они ликовали. Скрыто, опасливо, но ликовали. Чудовище стояло перед ними, уязвимое и беспомощное. Они получили власть над моей жизнью и были несказанно этому рады. Вот только победа их была мнимой. Ни один из них не знал, что существует иная угроза, настоящая, что моя смерть лишь только усугубит ситуацию.

И мне стало их жаль. Запутавшихся глупцов, совершающих великую ошибку.

Странно, конечно, было, что я все равно беспокоился об их безопасности. Потому как о своей собственной безопасности мне пора было забыть…

«А может, это своеобразная форма сумасшествия? Когда ты, будучи здоровым и сильным, смиряешься со смертью?»