Второе признание

– Можете остаться здесь, – с готовностью разрешил Сперлинг, поднимаясь с места. Он взглянул на Вульфа: – Я вижу, вы допили свое пиво. Не угодно ли…

Вульф, упершись в подлокотники, тяжело поднялся, сделал три шага и в упор посмотрел на Арчера.

– Как вы уже сказали, автомобиль принадлежит мне. Если мистера Гудвина увезут отсюда, не уведомив меня и не предъявив ордера, дело окажется еще более прискорбным, чем теперь. Мне понятно ваше желание побеседовать с ним: вы ведь не знаете его так, как я. Но мой долг – предупредить вас, что вы лишь потеряете драгоценное время.

В сопровождении Сперлинга он направился к дверям и вышел.

Дайкс спросил:

– Я тебе еще понадоблюсь?

– Возможно, – ответил Арчер. – Присаживайся.

Дайкс подошел к креслу, которое только что занимал Вульф, сел, вытащил записную книжку, проверил, хорошо ли заточен его карандаш, и откинулся на спинку. Нунан тоже подошел и уселся в кресло Сперлинга. Его никто не приглашал, а он не удосужился спросить, нужен ли он здесь. Естественно, я был доволен, ведь если бы он повел себя по-другому, мне бы пришлось изменить свое мнение о нем.

Арчер, поджав губы, окинул меня долгим взглядом. Наконец он заговорил:

– Не понимаю я вас, Гудвин. Почему вы не видите, что оказались в безвыходном положении?

– Тут все просто, – ответил я. – По той же самой причине, что и вы.

– Разве я этого не вижу? Очень даже вижу.

– Черта с два! Если бы видели, то давно отправились бы восвояси, передав меня в руки Бена Дайкса или одного из своих помощников. У вас прорва дел, а вы по-прежнему толчетесь тут. Можно сделать заявление?

– Пожалуйста. Я именно этого от вас и жду.

– Прекрасно. – Я закинул руки за голову. – В который раз обсуждать, что и когда я делал, бессмысленно. Я повторил это уже трижды, мои показания занесены в протокол. Но теперь, когда известно, что Рони погиб под колесами машины Вульфа, вам больше не надо заморачиваться, устанавливая, кто чем был занят в восемь, девять или десять часов, даже я. Вам точно известно, когда его сбили. Это случилось не раньше девяти тридцати, когда он вышел из такси у ворот поместья, но не позднее девяти пятидесяти, когда я проехал по подъездной аллее, направляясь в Чаппакуа. В сущности, можно взять промежуток у́же: скажем, от девяти тридцати двух до девяти сорока шести – получается четырнадцать минут. Все это время я сидел в спальне у мистера Вульфа. Где были остальные? Ведь нет никаких сомнений, что это дело рук кого-то из своих, поскольку орудием преступления послужила наша машина. Наезд совершил обитатель этого дома, и сделал он это в течение тех самых четырнадцати минут. Вы спро́сите, где находился ключ зажигания. В машине. Мне в голову не пришло его вытаскивать, ведь я припарковался на частной территории, принадлежащей нашему другу, вернее клиенту. Впрочем, вернувшись из Чаппакуа, я все же вытащил его, ведь мы могли застрять здесь на всю ночь. Я понятия не имел, когда Сперлинг, наконец, решится расстаться с сорока тысячами. Вы также пожелаете узнать, был ли мотор еще теплым, когда я сел в машину и завел ее. Не знаю. Она заводится с пол-оборота, в любую погоду. К тому же на дворе июнь. Кроме того, если только и надо было, что выехать на аллею, сбить Рони, у ворот развернуться и возвратиться обратно к дому (на большее все равно не хватило бы времени), то двигатель и прогреться как следует не успел бы. – Я на минутку задумался. – Такая вот складывается картинка.

– Можешь засунуть себе эти выкладки куда подальше, – заметил Нунан своим обычным голосом, а голосок у него – это что-то. – Придумай что-нибудь другое, парень. Его порешили совсем не в эти пятнадцать минут, а в девять пятьдесят две, когда ты катил по аллее, направляясь в Чаппакуа. Придется тебе делать новое заявление.

Я обернулся, чтобы взглянуть ему в лицо.

– А, ты еще здесь?

Арчер попросил Дайкса:

– Поговори с ним ты, Бен.

Мы с Беном Дайксом были знакомы уже довольно давно, время от времени наши пути пересекались, и, насколько я успел понять, он не был мне ни другом, ни врагом. В пригородах большинство блюстителей закона (не важно, носят они форму или нет) страдают комплексом неполноценности по отношению к нью-йоркским сыщикам, как полицейским, так и частным. Но Дайкс был исключением. Он служил в Уэстчестере больше двадцати лет, старался не халтурить, чтобы не уволили, избегал сомнительных связей и по мере сил оставался честным.