Логика тут же уперлась: тогда, быть может, моё сознание спроецировало на взгляд доктора, показавшегося страшным, то, что я видел во сне. Тем самым усугубив положение, вызвав иррациональный ужас. Да и то, что я видел, может быть ложным воспоминанием, не настоящим, так как уже сейчас всё как в тумане.
Этому верить не хотелось, но опровергнуть не получалось. Тем более, я помнил лишь факт, что глаза были страшными. Что это были глаза хищника под маской человека… но на этом всё. Больше я не помнил ничего — картинка уже потерялась, стёрлась из памяти. Необъяснимые вещи творятся!
Меня начало клонить в сон. Сознание поплыло. Мысли стали разбегаться.
«Вещи… Необъяснимые…» — мысль троилась и дальше множилась, отражаясь эхом в сознании. Я начал окончательно проваливаться в мир грёз — всё-таки долгое лежание с закрытыми глазами для ослабевшего организма довольно быстро переходит в фазу сна. Следующая мысль пронеслась вихрем по сознанию:
«Я привык доверять интуиции!.. Интуиции!.. Доверять…»
Я рывком открыл глаза и сел на кровати. В голове появилась отчетливая, настойчивая мысль, так похожая на паранойю — психоз, проявляющийся в основном у пожилых личностей моего возраста. Его особенностью является постоянное появление в голове логически-построенных конструкций, систематизированных идей. Говоря языком сугубо-житейским: Навязчивые мысли, обусловленные логически. Им не стоит позволять развиваться, но… что если это правда? Мысль была одна — мне лгут. Доктор — подставной, выдающий себя за другого. Это всё так похоже на театр, где лишь один зритель… Вот только что, если зритель сам актер? Подыграем!
Отчетливо отделив две версии — логическую и интуитивную, — я принял во внимание обе, как бы мысленно соглашаясь с ними и заключая с самим собой договор: «Я проверю эту теорию, а после вернусь ко второй, чтобы никому не было обидно».
Стоило мне это сделать, как кирпичики мыслей встали на свои места. Я вновь мог отвлечься на окружающую реальность и в голове не творился сумбур. Вот что значит — структурировать мысли, рассортировать их по полочкам!
Теория, которую я решил проверить и всегда иметь ввиду, — только главное держать её на задворках сознания, чтобы она не конфликтовала с логическим мышлением и меня опять не клинило — заключалась даже не в том, что вокруг меня сон, а в том, что мне лгут. Что здесь театр одного зрителя! Стоило мне отвлечься, как мысли о «театре» пропадали, словно кто-то вмешивался в них и стирал напрочь.
Логика твердила: я уже пожилой человек и мне свойственна забывчивость, тем более после комы. Интуиция упрямствовала: мысли уходят не просто так! Следует обратить внимание на то, что почему-то не уходят логические построения, отвергающие «интуитивную теорию», а вот подтверждающие её исчезают так, что приходится сидеть и вспоминать не только сам факт, само наличие этих мыслей, а ещё и их смысл! Словно кто-то стирал их содержание, оставляя обложку, чтобы я ничего не заподозрил. Как книги на полках без текста внутри. При взгляде на такую библиотеку, она кажется заполненной. Ровно до тех пор, пока не откроешь книгу с красивой обложкой и не увидишь пустые белые листы.
Вот только… я привык доверять интуиции напополам с логикой. Следовательно, одними логическими построениями меня убедить было нельзя. Правда был риск сойти с ума… Я вновь начал ходить кругами. Нужно было срочно остановить возобновившийся поток мыслей. Надежно запрятать размышления о глобальной подставе на задворки сознания, где её не найдут, и стараться думать только о том, что я в реальности и видел сон, а бредовые идеи — это психоз, вызванный химией. Главное убрать так, чтобы при желании можно было вытащить наружу всё накопанное интуицией в информации, поступившей через рецепторы. Пусть мой интуитивный мини-компьютер работает на задворках сознания, а я попользуюсь пока логическим «компуктером».
Каждый приход врача, я специально старался думать об отвлеченном — о чем угодно: о погоде, семье, о жене — ныне не существующей ввиду естественных причин. Я старался делать вид, что рад доктору и жажду выписки, чтобы повидаться с родней… в общем, притворялся обычным человеком. Как выяснилось, моей семье сообщили, что я жив-здоров: дочь навестила меня со своим мужем и сынишкой — внуком. С собой они принесли небольшую авоську фруктов. В ходе разговора «о жизни», оказалось, что они присмотрели за моей квартирой в мое «вынужденное отсутствие» и потом дочь занесет мне ключи — мне всё равно пока некуда их девать.
Через месяц меня выписали. Попрощавшись с доктором и медсестрой, приносившей завтрак, обед и ужин, я покинул больницу — отъевшийся и полный сил — и направился домой. Память услужливо подсказывала маршрут — полтора года всё-таки не ходил по улицам родного города! Стоило больнице скрыться за поворотом, как место уверенного в себе, спокойного мужчины, что шел после стационара домой, было занято настоящим мной. Тем самым подозрительным, живущим не в ладах с людьми одиночкой, доверяющим только себе.