Второе пророчество

   Вместо ответа я экзальтированно затрясла волосами, имея весьма неплохие шансы одновременно заработать трясучку, косоглазие и сиюминутный инфаркт, настолько сильно поразило меня это сказочное место. Взяв на себя почетную функцию гида, Галка неторопливо повела меня сначала вдоль игровых дорожек для боулинга, облепленных шумными компаниями ухоженных молодых людей, встречающих победным улюлюканьем каждый удачно брошенный шар, а затем к катку - залитому светом разноцветных прожекторов. Но кататься на коньках я не умела, а роскошный танцпол напугал меня рокочущими раскатами экзотической латино-амерканской музыки, поэтому мы выбрали столик в ресторане, скромно прикорнувший у самой стены, уселись в мягкие кресла и заказали себе по порции коктейля "Мохито", неторопливо потягивая чуть терпковатый напиток из высоких, запотевших от холода бокалов. В ресторане царила самая непринужденная обстановка, а моя интуиция молчала, видимо притупившись от обилия впечатлений и вкуса спиртного.

   Соседние столики занимали неспешно наслаждающиеся ужином посетители центра, большая часть которых оказалась наряжена в разнообразные карнавальные костюмы, начиная от простых ожерелий из мишуры вокруг шеи и заканчивая бальными платьями или великолепным облачением морского разбойника, включая массивную рапиру, красовавшуюся на боку своего владельца. И поэтому когда к нашему уютному убежищу вдруг неожиданно приблизилась высокая мужская фигура, облаченная во все белое и имеющая при себе меч в ножнах, на нее мало кто обратил внимание, посчитав этого гостя всего лишь еще одним любителем вычурных нарядов.

   Галка сдавленно охнула, увидев его первой. По ее лицу пробежала короткая судорога разочарования и страха, нимало меня озадачившая. Проследив за ее взглядом, я изумленно вскрикнула. В пустое кресло раскованно уселся Изгой, безукоризненно элегантный и спокойный, ничуть не напоминающий сейчас того забрызганного кровью бойца, встреченного нами в подземных катакомбах. Я же на миг разучилась дышать и начисто утратила дар речи, завороженная гипнотическим взглядом его серебристо-серых глаз...

   - Можно мне с вами немного посидеть? - вежливо попросил Изгой, приветствуя нас галантным наклоном головы.

   - Немного не получится, - сбивчиво буркнула я, чувствуя себя глупее некуда и до самых ушей заливаясь предательским багрянцем смущения. - Со мной седеют сразу на всю голову...

   Изгой рассмеялся звонким смехом ничем не озабоченного человека, ведущего себя с искренней открытостью. Я с любопытством рассматривала его поразительный облик, сейчас выгодно подчеркнутый светом многочисленных люстр. Да, мне сразу же бросилось в глаза - как мало походил он на обычного человека, в своем белом плаще больше напоминая элегантного эльфийского принца из какого-нибудь голливудского фильма. Длинные белоснежные волосы, разделенные пробором над высоким лбом, приподнимались красивыми волнами - пышным каскадом сбегая на широкие плечи и опускаясь ниже лопаток. Его узкое лицо - словно печальная мелодия, воплощенная в крови и плоти, навевала мысли о каком-то страшном несчастье, несомненно - некогда пережитом этим странным мужчиной и наложившим отпечаток на всю его сущность. Он явно не принадлежал этому суматошному современному миру, так же как и музыка Вивальди - созвучная его душе, как настоящие брабантские кружева у него на груди, как массивный серебряный перстень, плотно сидящий на фаланге указательного пальца левой руки. В нем всего было слишком - физической привлекательности, гибкости, роста и благородства. А еще боли - безбрежной волной плещущейся в продолговатых серых глазах. Подобного ему мужчину мне еще не доводилось встречать за всю свою жизнь...

   В свою очередь Рейн, теперь подобно розыскной собаке, на любом расстоянии уверенно ощущающий след ее ауры, почти зримо разлитый среди вяло колышущегося марева пустых людских эманаций, напоминающего ему равномерной гудение миллионной комариной стаи, сквозь полуопущенные ресницы жадно, но деликатно разглядывал эту девушку - ставшую смыслом его унылой жизни. От его внимания не укрылся счастливый румянец, окрасивший ее щеки. Значит, она не осталась равнодушной к его словам и поступкам, проникнувшись если не любовью, то хотя бы симпатией и доверием. Она производила впечатление не совсем уверенного в себе человека, но это не удивило Изгоя ни чуть. Он еще слишком хорошо помнил собственную реакцию на противоестественную трансформацию, показанную ему одним мужчиной из племени лугару. И поэтому он решил (насколько это представлялось возможным), не торопить ее становление, предпочитая не форсировать события, а предоставить им идти своей чередой. Ведь она была так разительно похожа на свою мать - прекрасную Людвигу, но еще сильнее - на мраморное изваяние своей далекой прародительницы, возведенное над ее могилой на острове Маргитсигет. Смущаясь, боясь признаться в том даже самому себе, в глубине души он надеялся - так мучительно надеялся, что однажды она вспомнит прошлое, все поймет, рассудит всех по справедливости и полюбит его - лишь его одного.