Читаем Второе сердце полностью

Очень красивая была эта женщина. Но — если хорошо рассмотреть. А рассматривал я ее теперь по пять раз в неделю, по двадцать минут каждый раз — всего с понедельника до пятницы получалось час сорок. Целый сеанс кино. Порой, глянув на кого-нибудь другого или в окно и потом — снова на женщину, я встречал ее взгляд и не находил в этом ничего странного: почему не поинтересоваться, кто на вас всю дорогу глаза пялит? А что на вас глаза пялят — всякий и затылком чувствует.

Так мы и ездили на работу. С работы она в мой автобус никогда не попадала.

Так и осень миновала, и зима прошла.


Дело было перед Женским днем.

В нашей геологической конторе народ сидит в основном солидный, много потрудившийся, поскитавшийся, честно заработавший свои катары, язвы, ишиасы, радикулиты, подточенный всевозможными болезнями почек, печени, сердца. Во всех коллективах, у всех трудящихся — праздник как праздник: скинутся по трехе, сбегают в магазин, принесут водки, вина, хлеба, колбасы, сыру и прочей снеди, выпьют, попоют, потанцуют, скинутся еще, еще выпьют; поспорят о работе, о событиях в мире, и снова о работе, и разойдутся по домам. У нас — не то! Завертится предпраздничная карусель, сделаешь намек — начинают тыкать себя большими пальцами: один — в желудок, другой — выше и левее, третий — в поясницу, изображают на лицах сожаление горькое и покорность судьбе. Однако этой весной, а именно седьмого марта, лед тронулся. Еще в начале года появился в конторе новый заместитель главного бухгалтера — женщина молодая и жизнерадостная. С нею-то нам и удалось расшевелить даже самых хворых и неподатливых. Сабантуй удался, разговоров потом на месяц хватило, но сейчас речь не о том…

Выпившему все проще. По крайней мере — мне.

Домой возвращался я в полупустом автобусе. Женщина вошла на той остановке, где обычно сходила, и села в кресло около красного ящика кассы, далеко позади меня. Я мысленно представлял, как она проделывает привычную процедуру: снимает перчатки, достает и бросает в щель деньги, отрывает билет. Кольцо обручальное поблескивает…

Автобус медлил на перекрестке.

Нужно же было когда-нибудь с нею заговорить!

Я прошел в хвост салона, и сел, видимо — несколько грузно, напротив женщины, поспешно сжавшей колени и отодвинувшей свои туфли от моих полуботинок. Сел и уставился прямо ей в лицо. Женщина слегка покраснела, глаза ее сузились, и она отвернулась к окошку: стал виден только затылок и часть щеки. Но по тому, как щека округлилась, как разбежались по ней нечеткие морщинки, я догадался: женщина смеется. Она смеялась, и на ее расцветшее за стеклом автобуса лицо с тротуара глядел восторженно какой-то, не первой трезвости и молодости, пешеход. Тут я и заговорил… Это точно — выпившему все проще. И легче. А проспавшись, можно не вспомнить, каких дел понаделал, каких слов понаворочал. Неотчетливо мне сейчас представляется предмет нашего разговора. Кажется — что цветов нет в городе к празднику, что весну ныне обещают позднюю, и какие новые фильмы идут, и что мы-то мы: ездим каждый день в одном автобусе, автобус тот для нас — вроде дома родного уже, а мы-то мы — будто худые жильцы коммунальной квартиры — даже здороваться не здороваемся. А может быть, и не такой совсем разговор вышел, только — получился разговор…


— Здрасте!

— Здравствуйте!

— Чуть не проспал… Побриться не успел даже.

— Ничего, у вас еще терпимо. Если бы черная была…

— На вид-то терпимо! А вы бы рукой потрогали!

— Нате пятак.

— Я заплачу́. Мне жена билетики выдала — целую книжечку. Удобнее с книжечкой.

— Нате пятак!

— Спрячьте, спрячьте! Завтра за меня запла́тите — сквитаемся. Вот садитесь лучше, сегодня, на удивление, свободно. Сидеть — не стоять! Верно?.. Нет, что вы так смотрите на меня? Вид сонный?

— Есть немного.

— Немного — не страшно. Голова проснулась, а тело еще спит.

— Зарядку надо делать.

— Да ну-у… Тут выспаться никогда не успеваешь — тянешь, тянешь, как бы попоздней встать, секунды выгадываешь. Не до упражнений! А вы — неужто делаете?

— И обтирание. И с мая по октябрь каждое утро по садику нашему бегаю. Будет потеплее — выходите как-нибудь часов в шесть — увидите. Можете даже присоединиться.

— Муж еще углядит!

— Не углядит. Он вроде вас: по части сна — из медведей… Ну, мне сходить! До завтра.

— До завтра…


— Здрасте! Едва успел опять…

— Здравствуйте! С первым дождичком вас!

— Верно: первый — как снег сошел. Ну, хоть город умоется, а то грязноватый после зимы.

— Нате пятак!

— Проходите, проходите!

— Я с вами разговаривать перестану!

— А я с вами — нет! Вот держите — счастливый билет! Съесть полагается… Да… А в общем-то, весна не торопится — холодновато для марта.

— Надоело мерзнуть!

— Кому не надоело?! Вовремя меня начальство посылает погреться. Правда, лучше бы само оно…

— В командировку, что ли?

— На Кавказ лечу, в Ессентуки.

— Хорошая командировка!

— Не очень. Там в одной нашей партии пожар произошел: невеселое предстоит дело — разбираться…

— И надолго вы?

— На неделю примерно.

— Привезите пару веток самшита! Если не затруднит, конечно. Там он прямо на улицах растет.

— Самшита? Самшита…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука