Человек настаивал, тыча пальцем в карту, он выглядел настолько озабоченным и несчастным, что Спартак невольно согнулся в три погибели, заглядывая в карту, как будто прекрасно в ней разбирался...
Улыбчивый человек в штатском вдруг выбросил руку, и Спартак согнулся пополам от жесточайшего удара в горло, который и сам прекрасно умел проводить. Дыхание перехватило, словно навсегда запечатало, он отчаянно пытался протолкнуть в глотку воздух – а его уже головой вперед закидывали на заднее сиденье. Он расслышал еще крик Беаты – но машина рванула с места, и кто-то на чистейшем русском языке прикрикнул:
– Лежи смирно, падла! Отбегался...
Он поневоле лежал смирнехонько – сразу два человека припечатали его к сиденью, скрутивши так, что пошевелиться не было никакой возможности. Понемногу удалось протолкнуть в горло немножко живительного воздуха – полное впечатление, куском – а там и дыхание наладилось, но особой радости это не принесло. В том, что он серьезно влип, сомнений никаких не оставалось.
Вокруг раздавался обычный уличный шум – гудки машин, разговоры. Никто ничего не замечал – с какой стати? – и в голову Спартаку поначалу полезли самые дурные оптимистические мысли: сейчас Беата куда-нибудь сообщит, кто-нибудь примет меры...
«Интересно, какие такие меры? – издевательски вопросил неведомо откуда возникший в сознании язвенник. – Какие такие меры могут быть? Вы что, гражданин Великобритании, а?»
И крыть тут было нечем. Машина остановилась ненадолго, послышался скрип распахивающихся ворот – петли приржавели, давно не смазывали, – и вскоре Спартака потянули за ворот френча:
– Эй, вылезай... фельдмаршал!
Он вылез. Машина стояла в крохотном дворике, со всех сторон окруженном квадратом дома, вроде бы не похожего на жилой. Во дворике зеленели газоны, неправдоподобно ровные, идеально прямоугольные, каких дома не бывает.
Двое в штатском стояли у Спартака по бокам и ждали, когда из машины выберется третий, тот, что подловил на карту. Потом один, словно спохватившись, залез в машину, неуклюже выбрался, протянул Спартаку берет:
– Головку прикройте, господин хороший. Форму одежды надобно соблюдать согласно уставу, вы ж как-никак офицер, хоть и бывший, сами понимать должны...
Судя по физиономиям и речи, не было никаких сомнений, что он имеет дело с соотечественниками. Костюмы на обоих сидели скверно, на что Спартак моментально обратил внимание: как-никак его в этом вопросе изрядно образовали. Третий, правда, выглядел вполне европейцем.
Они сомкнулись вокруг Спартака, один многозначительно мотнул головой в сторону крыльца, и Спартак направился туда. За руки его никто не держал – но вся компания сгрудилась вокруг него, то и дело задевая боками.
Чистые коридоры – нет, на жилой дом положительно не похоже, совершенно конторский вид и расположение дверей, без табличек, исключительно с номерами. Пару раз навстречу попадались люди в штатском, но внимания на процессию не обращали, словно так и нужно было.
У двери под номером семь вся компания остановилась. Третий – судя по осанке, мелкий, но начальничек – осторожно ее приотворил, просунул внутрь голову и мгновение спустя вновь показался, вздыхая словно бы с облегчением. Кивнул Спартаку:
– Шагом марш!
Вся троица осталась в коридоре. Спартак вошел и, видя, что никто не собирается за ним последовать, прикрыл дверь. Остановился на пороге.
– Проходи, проходи, соколик...
Это с ухмылочкой произнес мужчина цыганского вида, чернявый, горбоносый, стоявший у окна. Размашисто шагая, он пересек комнату, проворно охлопал Спартака по всему телу с нешуточной сноровкой и, обернувшись к сидящему за столом, весело сообщил:
– Нету у него ни единой пушки в пальто! Расслабился, гнида.
– Проходите, – сухо сказал человек за столом. – Садитесь.
Спартак сел. Уставился на хозяина кабинета. Они оба были в цивильном, и цыганистый, и второй, но выправку-то никуда не спрячешь...
– Внесем ясность, гражданин Котляревский, – сказал человек за столом. – Я – майор Плещеев. Это – капитан Шумов, – повел он подбородком в сторону цыганистого. – Вы находитесь в одном из зданий, принадлежащих советскому посольству в Великобритании, следовательно – на территории Советского Союза. Мы оба, я и капитан, имеем самое непосредственное отношение к органам государственной безопасности. Хотите сделать какое-нибудь заявление?
Спартак с искренним недоумением пожал плечами: он и в самом деле представления не имел, с каким заявлением можно в данной ситуации выступить.
– Ему только заявления делать, паскуде, – глядя с ненавистью, бросил капитан. – Я ему такое заявление по печенкам заделаю...
– Прекратите, – сухо сказал майор.
– Ага, – произнес Спартак довольно-таки независимо. – В злого и доброго, стало быть, играете? Наслышаны краем уха...
– Ничего подобного, – отрезал майор. – Просто капитан совсем недавно переведен на кабинетную работу с... более оживленной и не вполне еще усвоил правила. Мы оба – следователи по вашему делу.
– Прекрасно, – сказал Спартак с горькой иронией. – Значит, уже и дело сшили?