Второго шанса не будет

— А как звать черноусого мачо? — подала голос брюнетка с короткой стрижкой ровных волос аккуратно обрамляющих круглое большеглазое лицо.

— Лю… — начал говорить Сквернослов, который видимо, хотел обратить на себя внимание.

— Сердцеед, — громко представился Крест, наступив под столом на ногу Вячеслава и заставив его тем самым заткнуться.

— Сердцеед, — брюнетка словно смаковала это слово. — А тебе идет, зайка.

Людоед чуть скривился, но быстро вернул своему лицу дружелюбное выражение. Да, он же не любил когда его называют зайка.

Сквернослов громко и наигранно кашлянул. Теперь, наконец, обратили внимание и на него.

— А ты, блондинчик, как прикажешь тебя величать? — Светловолосая, с закрученной косой обратилась к нему.

— Славик! Славный значит! — гордо произнес он, широко улыбаясь.

— Ну, это мы посмотрим, какой ты славный, — подмигнула ему светловолосая и, женщины снова засмеялись.

— Ну что, девушки, может, сдвинем столы? — продолжал улыбаться Варяг.

— Начнем со столов, — подмигнула ему рыжая.

— Сначала сдвинем столы. А потом полы, — хихикнула светловолосая и, ее подруги снова разразились веселым, даже сверх меры, смехом.

— Твою мать, попали кролики в силки, — совсем тихо проговорил Николай. Его никто не услышал, ибо говорил он это самому себе. Он резко поднялся и направился к выходу.

— Эй, малыш, а ты куда? — воскликнула четвертая. Кудрявая шатенка с татуировкой на шее в виде разбитого сердца.

— Да иди ты ко всем чертям, — зло проговорил Васнецов, но так чтобы ни она, ни ее подруги не услышали сказанное.

— Эй, блаженный, ты куда? — нахмурился Людоед и вытянул в его сторону руку.

— В сортир, — резко ответил Николай, продолжая движение.

— Туалет слева от входа, — сказал ему вдогонку бармен.

— Знаю. Видел.

— А почему блаженный? — спросила одна из женщин.

— Он у нас святой, — послышался ответ Людоеда.

— Жаль, — продолжал женский голос. — С нами грешницами ему…

Дальше что она сказала, Васнецов не услышал, так как выскочил из бара. Постояв секунду, и сжимая кулаки, он решительным шагом направился без всякой цели к перекрестку.

— Идите вы все нахрен, — зло, с ожесточением в голосе шептал он самому себе. — Пропадите вы пропадом. Ненавижу вас всех. И ты Людоед, козел вонючий, с этим прозвищем… Блаженный… Хрен с тобой. Я блаженный. А ты… Ты говенный. Варяг, ты просто паскудник и вообще тупой амбал. А ты Славик просто… просто баран. Баран он и есть баран. Ишь, ты мясо бабское увидели… Вы еще, придурки, языки высуньте и лезгинку вокруг этих шлюх спляшите, бараны… Те шлюхи им не понравились, а от этих ум за разум зашел. Вот же уроды… Интересно, чем это те шлюхи хуже этих, а эти лучше тех? Те хоть честные. Сразу сказали, что им надо и цену назовут. А эти сидят и цену себе набивают. А назови их шлюхами, так за ножики свои схватятся сразу. И Варяг оплеуху отвесит, и Крест что-нибудь эдакое выкинет, и Славик… Все-таки ты Славик просто баран… Как же я вас ненавижу… Да идите вы со своими бабами к чертям свинячьим… И вы и ваши лисички, амазонки, грешницы, красотки, стервочки, чтоб вас всех… фурсетки недожаренные… Быдло вонючее…

Он остановился на перекрестке и облокотился на столб с указателями. Закрыв глаза и растирая лицо ладонями, он вдруг испугался своего состояния. Вместо сновавших по первому ярусу Вавилона людей, он видел лишь размытые тени и вместо звуков их шагов, и шума суеты, он слышал лишь свое, пропитанное бесконечной ненавистью и злобой, бормотание, пробивающееся сквозь далекий скрип несуществующих качелей. Он сам вводил себя в какой-то невероятный транс, дикой, первобытной ярости. Попадись ему сейчас тот плюшевый медведь, он изодрал бы его в клочья. Встреться ему Рана, он изрешетил бы ее пулями с головы до пят. Попадись та молоденькая людоедка, он с остервенением и ощущением экстаза стал бы бить ее кулаками и ногами, превращая в кровавое месиво. А попадись ему пресловутая красная кнопка!!! Он вдруг четко осознал пробившимся сквозь эту бурю абсолютной ненависти и тяги к разрушению разумом, что он превратился во что-то страшное. В нечто подобное тому, кто крадет по ночам людей и тащит их в метро, чтобы заживо сожрать. Кто кидается на пси-волков не зная страха а лишь желание уничтожить живое… Наверное именно так себя ощущали те самые морлоки, каждый день, каждый час и даже каждая секунда жизни которых была пропитана лишь всепоглощающей ненавистью и злобой. Именно так себя ощущали существа, в которых превратились люди. Просто когда-то люди не смогли вовремя остановиться, введя себя в такой транс и, нажали эту чертову кнопку…

— Ох, я и псих, — вздохнул он и, сделав глубокий вдох, осмотрелся. Люди снова стали людьми. Предвестник чего-то нехорошего, коим являлся скрип качелей, исчез. Агрессия прошла. Николай посмотрел в сторону бара.

— И все-таки вы свиньи. Из-за этих баб забыли, что надо Юру помянуть. — Покачав головой, Васнецов пошел на рынок.

* * *