Второй арап Петра Великого

Пожалуй, ещё одним сходством «Второго арапа» с «Парфюмером» является чётко выраженное неприятие зла как такового. И вот как автор говорит об этом: «… иметь дело с моими героями — было истинное удовольствие. Со всеми, кроме главного отрицательного персонажа — кавалера Буёвича. Сознаюсь, у меня было очень мало охоты вставлять его в книгу, и чем больше я о нём узнавал — тем этой охоты становилось всё меньше и меньше. Есть такое мнение, что писать об отрицательных героях интереснее, чем о героях положительных. По-моему, это полная чушь! Добро разнообразно и оригинально, а зло скучно и однообразно, в нем нет ничего интересного. Лучше всего об этом сказано в прекрасном фильме Алексея Германа „Мой друг Иван Лапшин“ где актриса просит начальника уголовного розыска маленького провинциального городка, рассказать ей о психологии преступников, на что тот отвечает: да какая там психология — душегубы они! По правде говоря, я стоял перед тяжелым выбором: не пускать этот персонаж в сюжет — я не мог, а впускать не хотел. И тогда я решил воспользоваться таким приёмом — не тратить время и силы на развитие характера антигероя и мотивацию его поступков, а с самого начала заявить кто он такой, назвав его всеми полагающимися эпитетами».

Собственно говоря, подобным образом поступает и Патрик Зюскинд со своим героем Жаном-Батистом Гренуйем. Более того, самого Зюскинда, образ этого, и в прямом и переносном смысле, душегуба, похоже, совершенно не интересует Он ограничивается кратким определением: «клещ». Довольно неожиданно для главного героя. Но дело в том, что «клещ Гренуй» вовсе не является главным героем. В русском переводе, достойном самых высоких похвал, закралась очень серьёзная ошибка. В оригинале произведение вовсе не носит название «Парфюмер», — оно называется «Das Parfum» — в дословном переводе — «аромат». И хотя, нынешнее название уже неотделимо от романа, и в русском звучании куда лучше, чем дословный «парфюм», какой-то акцент значения сдвинулся и требует читательской догадки. Аромат или точнее, запах (или «метафора запаха») и есть главный герой книги.

Но вернемся ко «Второму Арапу». Хотелось бы обратить ваше внимание на довольно необычную форму повести — «кино-заявка». Вроде бы, точнейшее историческое исследование и такая несерьёзная подача? Сам автор отвечает на это так: «Мне хотелось превратить эту историю в сказку, каковой в аберрации времени она и является, не погрешив, при этом, перед истиной, а это возможно только в кино». Что же, пожалуй, это ему удалось. И вот мы будто видим перед собой увлекательную и подлинную повесть, преисполненную невероятных и действительных приключений, удивительных, доблестных героев и, казалось бы, невозможных совпадений, написанную с юмором и шармом.

Всё это, безусловно, заслуга автора, но сам он так, похоже, не считает — утверждая что: