С этим укладчиком возни получилось столько же, сколько со всеми остальными изделиями вместе взятыми. Щенковские заводчане хорошо знали своё дело, и ихние машинокомплекты для паровозов изменённой конструкции собирались без проблем, а вот с собственными изысками приходилось биться много дней, пока не начинало работать, или не бросали за полной бесперспективностью. От сарая-депо уже уходила ветка с рельсами, так что на ней и испытывали первые паровозы типа "ящерица", названные так за сидящее на земле брюхо. Кстати цокнуть, пуск паровозиков по узкоколейке пришёлся как нельзя вовремя, как раз к весеннему половодью, когда всё вокруг развезло в кашу. Причём к полю, где возились пуши, это относилось более, чем к любому другому месту - тяжёлая техника разворотила землю, и оттаяв, она превратилась в болото; к тому же сдесь не было дёрна и кустов, чтобы как-то связать грязь.
Всё обширное поле на месте выпилки было практически непроходимо - с трудом удавалосиха карабкаться по грязи в сапогах, а паровики на колёсах просто сразу садились на оси; с гусеничными было не особо лучше, потому как чтобы добраться от одной стороны поля до другой, требовалось по пол-дня, что мимо пуха. Вслуху этого грызи тут же схапали все имевшиеся вагонетки - а было их три - и катали груз на них, потому как вагонеткам на рельсовой колее было глубоко попуху на грязь. На этом примере даже самые скептически настроенные пуши услышали, что желдорога - это очень серьёзно.
Переделаный под узкую колею паровоз "ящерица" был тем ещё чудищем конструкторского произвола, фантазии и недомыслия - что впрочем отличало и все остальные изделия такого рода. Как уже уцокивалосиха, увеличенный котёл висел между колёсными тележками на малом расстоянии от рельс, чтобы не повышать центр тяжести; его центральная часть была даже ниже рельс! Прикинув, чем это чревато, Макузь проследил за тем, чтобы на паровозе был годный передний щиток, сметающий с дороги всё, что может попасть под брюхо. Кроме того, пуши поставили одну стандартную тележку с колёсами малого размера, а вторую - со своими, раза в три больше. Это объяснялосиха тем, что на большие колёса проще передать тягу, и они лучше цепляются за рельсы.
Как раз над большущими колёсами торчала будка машиниста, сделанная как обычно - деревянный ящик, усиленный полосами железа. Будку можно было отсоединить от рычагов и тяг и откинуть на петлях набок, чтобы добраться до поршневой группы, находившейся под ней. Загрузку же топки пришлось делать с другой стороны, где к паровозу - если "паровоз" тут не слишком громко цокнуто - цеплялся тендер - ну, если и "тендер", понятно что. Таким образом машину должны были гонять либо два грызя, либо один, бегая туда-сюда от места кочегара до места машиниста.
Макузь собственно сам попробовал и нашёл, что это сойдёт, хотя и хлопотно. Как это обычно делалось, паровоз переводился на самый малый вперёд, грызь убеждался, что дорога на ближайшие шагов двести-триста свободна, и лез из кабины в кочегарку, бросал дрова и обратно - машина за это время успевала проползти шагов сто - сто пятьдесят; её не останавливали окончательно вслуху того, что тронуть с места гружёный поезд, да собственно и пустой тоже - самое сложное во всём процессе вождения. Стоило слегка зевнуть, и колёса начинали буксовать, тут же отшлифовывали рельсы и дальше даже песок помогал плохо - к тому же, люто истирал полотно пути. Опытные железнодорожники ухитрялись раскачивать стоящий состав, так что некоторое натяжение, создававшееся между вагонами, помогало сдвинуть поезд с места - и местным пушам предстояло выучиться, как это делать, воизбежание. Пуши, собственно, не возражали, а даже напротив - цокали и трясли ушами.
Что касается Ситрик, так она и цявкала, глядючи на строящийся посёлок с движущегося паровозика. Ящерица без вагонов разгонялась, по прикидкам, до десяти килошагов в килоцок*, хотя куда больший интерес представляло, насколько она разгонится с вагонами.
---------
* - 10 кш\кц = 40 км\ч, вслуху того что кц=0,25 часа, а кш=км.
---------
Тем не более, на испытательные пробеги сбегались многие пуши, потому как если цокать о массивной машине, то паровоз двигался быстрее всего остального, причём значительно - колёсные паровики и плавсредства обычно так не разгонялись. Когда фонтанирующий дымом паровоз пролетал мимо, часто слышался звук трясущихся ушей. Правда, у этого ореха, как и у всякого другого, была ружа.
- Грызаный стыд! - цокнул Макузь, послушав назад по пути.
- А что? - уточнила Ситрик.
- Да слухни, сколько эта калоша тормозила с полного разгона!
Калоша, судя по замерам, тормозила шагов сто, что не попадало в пух. Правда, трудно было ожидать другого, тормозя прижимаемым к колесу башмаком из деревяшки - как на телегах. Пришлось потом разбрыльнуть и сделать мощный тормоз - этот уже останавливал весь поезд с грузом от силы за сорок шагов, правда от торможения на всю Дурь следовало по возможности воздерживаться, чтобы чего не отлетело.