Второй дневник сновидений

– Только не надо на меня глядеть с таким сомнением. – Мия подтолкнула меня в бок. – Иди-ка лучше спать! Вид у тебя довольно уставший… Наверное, всё дело в любовных страданиях. Я молю Бога, чтобы со мной этого никогда не случилось. – Она повернулась на другой бок и тут же заснула.

Теперь я лежала на спине. В слабом свете, который проникал с улицы, Мия выглядела младше, чем обычно. Её длинные светлые волосы рассыпались по подушке, переплелись с моими, и нельзя было с точностью сказать, где заканчивались мои и начинались её локоны. Конечно, любовные страдания не обойдут её стороной, это полностью исключено, но мне так хотелось бы надеяться, что до момента, когда она переживёт первую любовь, у Мии есть ещё хотя бы пару лет. А до первых любовных страданий и того больше.

Начало светать. Запели птицы, сначала одна, за ней другая, и вот восходящее солнце проявилось нежным силуэтом между ветвями и листьями, оставляя на стене лучи света и тень магнолии, растущей во дворе. Она выглядела так красиво, будто была нарисована тушью.

Комната медленно наполнилась золотистым утренним светом, всё больше птиц вторили восторженному хору, и на их фоне изредка раздавались истошные крики гиббонов… Стоп! Резким движением я села на кровати. Обезьяны? Листья? Золотистый утренний свет? Мы ведь сейчас в Лондоне, в самый разгар зимы. В это время суток по-прежнему должна быть полнейшая темнота. И птиц по утрам сейчас тоже не услышишь. И уж точно никаких обезьян! Мой взгляд блуждал по комнате.

Мия спокойно и глубоко спала, всё выглядело как обычно, кроме мятно-зелёной двери в стене.

Невероятно!

Я вовсе не просыпалась. Мне всего лишь приснилось, что я проснулась, а на самом деле я продолжала спать.

Глава двадцать шестая

Я поспешно начала развязывать узлы на своей лодыжке, но затем мне вдруг пришло в голову, что это вовсе не обязательно. Ведь здесь как-никак сон, а значит, я могла испепелить верёвку одним лишь взглядом.

У меня не хватило силы воли на то, чтобы заставить Мию и её кровать исчезнуть – это было такое умиротворяющее зрелище: моя сестричка мирно посапывала в лучах восходящего солнца. Даже закрыв за собой дверь, я всё ещё слышала отголоски обезьяньих криков.

Снаружи в коридоре всё было как всегда. Каждый раз, когда я сюда выходила, я на секунду замирала и тут же облегчённо выдыхала, потому что дверь Генри, как и раньше, находилась чётко напротив моей. Какое приятное чувство! И обмануть себя в этом было невозможно.

Грейсон охранял дверь Мии, точно как я и предполагала. Он присел на корточки у дверного косяка и листал книгу. Увидев меня, он поспешно спрятал её за спину.

– Если ты умудряешься во сне читать книгу, то ты действительно гений, – сказала я. – А о чём она?

– «Основы генетики», – смущённо ответил Грейсон. – Я подумал, что можно использовать это время для учёбы.

– Генетика?

– Знаю, это всего лишь выдуманная книга, но вдруг мозг можно просто обмануть… – Он почесал затылок. – Или нельзя, – добавил он затем.

– Ты выглядишь уставшим. Может, я тебя ненадолго сменю?

– Ни за что! Я тут не так уж долго, и к тому же у меня нет ни малейшего желания возвращаться в собственные сны. Я как раз видел Эмили и её лошадь, которой она меня… В общем, там была ещё бабуля, и она снова ужасно ругалась…

– Как сегодня днём? – сочувственно спросила я.

– Даже хуже, – сказал Грейсон.

Но я, при всём уважении, считала, что это полностью исключено. Лотти как раз поставила кексы в духовку, когда распахнулась дверь и в кухню ворвалась Рыся, как всегда облачённая во всё бежевое и коричневое. Ноздри её раздувались от ярости.

– Прошу вас покинуть кухню, мисс Вистельхупер! – сказала она Лотти без каких-либо предисловий.

При этом список имён, которыми она уже успела наградить Лотти, пополнился ещё одним. До этого были: мисс Э-э-э, мисс Вистельвасте, мисс Вастельпупер, мисс Вастельгитлер, мисс Хорошего работника сегодня не сыщешь. Меня она не удостоила даже взглядом.

– И прихватите с собой юную правонарушительницу. Мне нужно сказать пару слов своему внуку.

Но «мисс Вистельхупер» и юная правонарушительница не могли покинуть кухню, потому что должны были следить за тем, поднимаются ли кексы. Поэтому Грейсон вместе со своей бабулей вышли в «салон» – так Рыся называла гостиную.

Достоинство ей это позволяло. Так или иначе, свои несколько слов она говорила настолько громко, что мы в комнате совершенно отчётливо их разбирали. Если, конечно, сидели тихо как мышки, как можно плотнее прижав уши к стене.

Рыся была страшно зла на Грейсона за то, что он совершил «непростительную глупость» и так «непредвиденно» покинул такую девушку, как Эмили. Будто бы мало ей (то есть Рысе) сейчас отвратительного кризиса среднего возраста, который переживает Эрнест, к нему добавилось и инфантильное поведение Грейсона.

– Молодой человек, подумайте о моём слабом сердце, – жаловалась она. – Видит Бог, я уже не молода, а с субботы, с этого… с этого… предложения руки и сердца… – Последние слова она практически выплюнула. – Я не смогла уснуть ни на минуту.