Я уже была в аду. Я просто не могла пасть еще глубже. Возможно, с таким же успехом, я могла сдаться, поддаться ему и просто признать свое поражение.
Каждая темная часть меня, каждая искорка и понимание того, что делало меня человеком, хотела быть увиденной и понятой. Я хотела, чтобы он видел, что я его — не потому что я была пешкой в игре, которую совершенно не понимала, — а потому что я была женщиной, без которой он не мог жить.
Его восхитительное тело прижало меня к плиткам. Его язык ворвался в мой рот, как будто имел полное право быть там.
И так и было.
Мое тело предпочло его.
«Только твое тело?»
Я не могла признать, что и моя душа, предпочла его тоже.
В любом случае, я не могла выиграть против правды.
Пока наши языки танцевали, мой разум улетел из настоящего к воспоминанию, которое я даже и не знала, что было у меня.
— Нила — это Джетро.
Я моргнула и уставилась сквозь свою челку на высокого, тощего мальчишку, который выглядел слишком уж элегантно в этом костюме тройке. Я сочла его наряд идеально подходящим для милого ресторана на открытом воздухе, в котором мы сидели с няней. Она сказала мне надеть мое любимое платье — белое, с четырьмя ярусами, с розовыми бантиками и лентами — и она отведет меня на мой седьмой день рождения на ланч.
Единственное правило — никто не должен знать. Даже мой брат-близнец.
Моя няня подтолкнула меня.
— Поздоровайся, Нила.
Я вновь взглянула на мальчишку передо мной. Его темные волосы были уложенные набок. Все в нем так и кричало о высокомерии и озлобленности, но под этим всем пряталось то же, что чувствовала я.
Обязанность.
Крошечные бабочки запорхали в животе от мысли, что он мог чувствовать то же удушающее осознание, что нам были предназначены определенные роли — независимо от наших желаний.
— У тебя тоже строгий папа? — спросила я.
— Нила! — моя няня шлепнула меня по попе. — Будь вежливой и не любопытствуй.
Джетро сощурился и посмотрел на мою няньку. Он сжал руки в кулаки, а его щеки покраснели из-за того, что он увидел, как она воспитывает меня. Я думала он убежит, его ноги повернулись к выходу из ресторана, но затем он встретился со мной взглядом.
— Мой отец ожидает от меня, что я буду тем, кем не являюсь.
Мое детское сердечко затрепетало.
— И мой тоже. Я люблю одежду, но не хочу быть швеей. Я хочу быть первой девочкой, которая докажет, что единороги существуют.
Он ухмыльнулся:
— Они не существуют.
— Существуют.
Он покачал головой, что-то холодное и отстраненное было в его чертах лица.
— У меня нет времени на глупых детей. — Когда он повернулся, я смотрела ему вслед с открытым ртом. Я не перестала смотреть, пока мужчина с седыми волосами и в черном жилете не взял за руку сына и исчез в солнечном свете.
Мы встречались.
Сколько раз нас знакомили? Джетро сказал, что я что-то подписала розовым карандашом. И теперь я вспомнила ланч на мой седьмой день рождения.
Неужели мои чувства появились из-за того, что он был в моем прошлом — как клеймо на моей судьбе? Или какая-то часть меня знала, что ребенок, которого я видела в тот день, по-прежнему существовал?
Джетро отстранился, смотря мне в глаза.
— Что? О чем ты думаешь? — его губы были влажными от поцелуев.