Второй дубль

— Вы шо тут гавкаетесь? — раздалось из-за летней кухни. Отец, высокий и худой, в своей закадычной «ленинке», показался с ведрами воды.

— Тимош, ну вот глянь, паршивка какая растет. Любка нынче приходит и благодарит за абрикосы. Таких дюжих и гарных, говорит, никогда у нее не вырастало. Спасибо, говорит, соседушки, шо поделились. А я стою и не знаю, шо говорить, — продолжала бабка. — А потом доперло до меня, что вот энта засранка абрикосы собирать не хотела и Любке их накидала за ограду.

Отец, не любивший шума, только усмехнулся:

— Да нехай их, абрикосы энти. Их полно ишо, хватит нам. Верусь, ходи, подсоби мне управиться.

— Щас въеду хворостиной ей, шоб знала, как добром раскидываться! — бушевала бабка.

— Нехай, маманя, опосля. У гусей с утями ишо не управились, как бы те от жары не откинулись. Мотай на баз, Верка, дай им воды быстро. А потом я с тобой погутарю, — прибавил отец нарочито суровым тоном.

Вера с благодарностью посмотрела в спокойные серые глаза отца. Она знала, что никакого разговора не будет, отец это говорит перед тещей просто для отвода глаз.

— Тьфу ты! Последыш, — качая головой, бросила ей вслед бабка.

Верка и правда росла сорванцом, но родители, имея еще двоих детей, завертевшиеся в своем огромном хозяйстве, младшей дочери уделяли мало внимания. Разве что бабка любила потаскать Верку за косы или выпороть хворостиной в целях воспитания.

Последышем называли ее в семье. Мать родила ее почти в сорок, что по тем временам было очень поздно. Девочка была предоставлена самой себе с раннего возраста. В большом селе ей было привольно расти, она бегала с мальчишками, воровала черешню в соседских дворах, хотя в их огромном саду было все, чего душа пожелает.

Сестра Мария, которая была старше Веры на десять лет, уехала учиться в город пятнадцатилетней, и Вера ее почти не знала. Маша приезжала навестить семью время от времени, но большая разница в возрасте не давала сестрам сблизиться по-настоящему. Другое дело был брат Мишка. Несмотря на то, что между ними было пять лет разницы, он всегда позволял ей быть в компании его друзей, играть с ними в войнушку или казаки-разбойники.

Вера очень любила брата. Миша был единственным, кто не смеялся над ее мечтой стать актрисой. Он защищал ее от бабкиной хворостины и от мамкиной ругани. И от более серьезных опасностей защищал ее брат…

Как-то была она в хлеву, давала скотине воды, когда внезапно кто-то набросился на нее сзади, повалив на пол и закрывая ей рот противной потной рукой. Вне себя от ужаса, она почувствовала другую руку, шарящую у нее под юбкой и пытавшуюся стянуть с нее трусики. Чужая рука заглушала Верины крики. Неистово извиваясь, Вере наконец-то удалось освободиться от рук, крепко державших ее.

Повернувшись, она увидела двоюродного брата Юрку. Четырнадцатилетний Юрка просипел:

— Не ори ты так, дура…

Внезапно какая-то сила бросила его в угол. Это был Миша. Вера, рыдая, через слезы пыталась что-то сказать брату.

— Иди в хату, Верк, я с ним поговорю.

После этого Мишкиного разговора Юрка никогда больше не приходил к ним и обходил Веру за версту.

Но однажды страшная беда все-таки приключилась с Верой.

Стоял солнечный день бабьего лета, когда Вера, стараясь не попасться на глаза бабке, вышмыгнула из калитки, чтобы пойти на пруд с одноклассниками. Щелкая семечки и оживленно обсуждая школьных учителей, группа девчонок и ребят шла по сельской улице. Бык появился неожиданно. Черный, с огромными рогами и кольцом в носу, он смотрел на застывших подростков. Казалось, он не проявил к ним никакого интереса и побежал в другом направлении. Но внезапно резко повернул и, наклонив голову, устремился в сторону ребят.

Девчонки завизжали. Все побежали в разные стороны, кто-то ныряя в кусты, кто-то карабкаясь на ограды.

— Верка, давай, лезь! — уже забравшиеся на забор Саня и Витек готовы были ее подхватить.

Вера протянула им руки, но наверх залезть не успела. Бык ударил ее рогами. Дальше она не помнила, но пацаны рассказывали, как бык порол ее, подбрасывая и играя ею, словно тряпичной куклой.

Михаил, услышавший крики, первым поспешил на помощь. Подбежали еще несколько человек, кто-то с плетями, кто-то с вилами, и, матерясь, загнали быка за ограду.

Вера чудом выжила. Раны зажили через пару месяцев, оставив шрамы на плече и ноге, но вот дар речи она потеряла и некоторое время совсем не говорила. Какое же это было тягостное чувство: все слышать, все понимать, но быть не в состоянии произнести членораздельные слова! В старую больницу соседнего села ее отвезли один раз, доктор осмотрел ее, сказал, что бывает такое от сильного испуга, и посоветовал попробовать петь. Это, по его словам, могло помочь.

Несколько раз мать водила дочку к Копильше, местной знахарке. Та читала над Верой какие-то заговоры и поила ее травяными отварами. То ли шептания знахарки действительно помогли, то ли молитвы матери, но речь стала потихоньку возвращаться к девочке.