У Макса тоже были проблемы. То есть не считая его обычной беды, заключавшейся в том, что он был раздолбаем. Нужно признать, в настоящее время он был богатым и популярным раздолбаем, невероятно популярным раздолбаем. Самым популярным раздолбаем в мире, если начистоту. Но Голливуд — это место, где дистанция между раздолбаем-знаменитостью и презренным, жалким придурком, снимающимся в рекламе нижнего белья, очень и очень мала. Что-то на самых задворках одурманенных мозгов Макса говорило ему, что пришло время взять себя в руки. В свои двадцать шесть он уже больше восьми лет был настоящей звездой. Знаменитым „негодником“, который пил, тусил по всему городу и постоянно дрался. Более того, он был реальным, самым настоящим негодником, а не каким-то там безликим сопляком, который единственный раз надирается до бесчувствия на восемнадцатилетие и следующие пять лет распинается в журнале
В день рождения Макса к его колыбели явилось много добрых и щедрых фей. Они подарили ему невероятное очарование, потрясающий актерский талант и отличное, крепкое, но вместе с тем изящное телосложение. Они дали ему прекрасную внешность: голубые, словно лед, глаза на фоне смуглой, средиземноморского типа, кожи. Но возможно, самым важным подарком были брови Джеймса Дина, которые, стоило Максу нахмуриться, грустно взмывали вверх, словно у маленького заблудившегося мальчика. Всё это добрые феи подарили малышу Максу, который смеялся и гулил, как и подобает беззаботному, бесшабашному, радостному человеку, и это тоже было их даром. Однако злые феи тоже преподнесли Максу подарок, всего один, но он чуть было не погубил его. Они устроили так, что в возрасте семнадцати лет Макс без предупреждения и подготовки стал невероятно знаменитым, суперкрутым парнем из рекламы джинсов
Другие ребята на его месте, став вдруг самыми знаменитыми и крутыми подростками на земле, возможно, справились бы с этим благодаря спокойному, независимому нраву и благородной сдержанности. Но Макс был не таков.
— Макс, на прошлой неделе тебя бурно приветствовали твои поклонники в Бербэнке, а теперь твое лицо красуется на обложке всех до единого журналов. Тебя не волнует, что ты станешь делать, когда это обожание закончится? — заботливо спросила ведущая чат-шоу во время одного из его самых первых интервью.
— Ни в коем разе, детка, — ответил юный Макс. — Потому что я клянусь веселиться до самой смерти, пока за мной не придет старуха с косой.
Реклама, которая вознесла Макса на Олимп, являлась совместным проектом
С того самого знаменитого последнего кадра, при виде которого трепетали миллиарды зрителей, наблюдавшие, как Макс несется к закрывающейся двери клаустросферы, натягивая потертые джинсы под вопли матери, Макс стал сенсацией номер один. И оставался ею по сей день, но его выходки, нормальные для двадцатилетнего вертопраха, на третьем десятке выглядели несколько несуразными и даже жалкими. Максу было двадцать шесть, и он начал уставать от себя. В нечастые моменты прозрения он понимал, что от него вот-вот устанут и все остальные. Уже скоро, обещал он себе, может быть, не сегодня, но уже скоро я возьму себя в руки.
Однако сейчас требовали ответов более насущные вопросы. Где он и который час?
На самом деле уже близок был момент, когда он встретит Розали и его жизнь изменится навсегда, но этого он, разумеется, знать не мог. Он знал только то, что его рот полон коврового ворса. И определил, что, должно быть, сейчас утро. Он всегда начинал день именно так. Разумеется, во рту не всегда был ковер; иногда это был бетон или асфальт, довольно часто — мусор, а время от времени — даже подушка. Макс спал на животе и дышал через рот, так что куда бы он ни рухнул накануне вечером, именно это он и находил на языке, просыпаясь утром. Обычно он был в состоянии сказать, где находится, не открывая глаз.