А еще умы отправляющихся в плавание всколыхнула весть о том, что с нами отправляется Жебровская. Петрович зачитал ее фамилию совершенно бесстрастным голосом, но надо было видеть, какой эффект это произвело на нее саму. Она побледнела, сжала губы и опустила голову, при этом что-то бормоча про себя – видимо, посылала русским проклятия.
Хоть этого никто официально не объявлял, но в племени ходил слушок, что Жебровскую решили высадить где-нибудь подальше и оставить на произвол судьбы, тем самым приводя в исполнение тот приговор. За то время, которое ей дали, чтобы переосмыслить свой поступок и вообще свои взгляды на жизнь, она не совершила ничего полезного и никакого раскаяния не выказала. Впрочем, мадам Марина, смеясь, за чаем как-то сказала мне, что совет четырех вождей решил выдать смутьянку замуж в племя Северных Оленей.
– Это будет для нее самое подходящее наказание! – сказала Марина. – С ее-то склонностью верховодить и тиранить ближних там она будет как раз в том положении, которое заслуживает.
Я не могла не согласиться с этими словами.
– И за кого она там может выйти? – поинтересовалась я, – по идее, это должна быть статусная невеста…
– С чего вдруг? – фыркнула Марина. – Только потому, что она из наших? Не думаю, что это даст ей какие-то привилегии… Кроме того, мы предупредим Ксима, что она собой представляет, чтобы присматривали за этой штучкой хорошенько… Вообще надо подать им идею разыграть по жребию… – она хохотнула, довольная своей выдумкой.
Я улыбнулась, представив, как дикари, возбужденно гомоня, тянут из мешка еловые шишки, среди которых одна с отметиной…
– Ладно, чего о ней долго разговаривать, не стоит она того… – Марина тряхнула головой и отпила глоток чаю. – Лучше, дорогая, расскажи-ка мне, как у тебя семейные дела? – перевела она разговор на другую тему.
Я вздохнула – так, как, должно быть, вздыхают все счастливые женщины, слыша подобный вопрос. Каждый день Марина задавала мне его – но я всегда подробно отвечала. Я рассказывала ей все – каждую мелочь, каждый милый эпизод, связанный с мой замужней жизнью. А она внимала с большим интересом, подперев щеку кулаком – и лицо ее выражало радость за меня. Заканчивала же я свой рассказ всегда тем, что благодарила ее за то, что вразумила меня. И она неизменно с нарочито серьезным видом поднимала палец вверх и говорила: «Вот так-то! Я дурного не посоветую! Теперь ты у меня в неоплатном долгу, Людмила Батьковна!», вслед за чем мы принимались весело смеяться.
Частенько к нам в «медблок» заглядывала Ольга Слепцова. Она поразительно изменилась. Стала более женственной, грациозной, в ней появилось что-то кошачье. Вот что значит молодой муж! Таким образом, у нас возникло нечто вроде женского клуба, где мы с Ольгой делились опытом семейной жизни, а Марина с позиций старшего товарища давала нам советы.
– Ой, девки, как вы расцвели замужем! – говаривала она, с улыбкой глядя на нас. – Да уж, добрый муж – и подмога, и поддержка, и услаждение души и тела…
– Мариночка, ты тоже великолепно выглядишь! – говорили мы ей в ответ. – Тебе так идет быть молодой мамой!
– Да бросьте вы… – смущенно отмахивалась та, однако видно было, что ей приятно слышать комплименты.
– Вот подрастет маленький Антоша и родишь ему сестричку! – подмигнув мне, говорила Ольга.
– Что? О нет-нет… – Марина принималась махать на нас руками, – у меня уже возраст не тот…
– Зато в таком возрасте повышается шанс родить мальчика! – компетентно заявляла Ольга, – правда, Люся?
– Да-да, – с важным видом подтверждала я.
– А нам надо побольше мальчиков рожать, чтобы выровнять соотношение полов, – продолжала Ольга, – так что, Марина… не отвертеться тебе! Будешь рожать, пока рожается!
– Да ну вас, глупые девчонки! – притворно сердилась Марина, но при этом глаза ее улыбались и уголки губ ползли вверх.
Мы же с Ольгой принимались дружно хохотать.
А вообще подобные разговоры заставляли меня задумываться о том, сколько детей мне хотелось бы иметь. В бытность свою феминисткой я представляла, что у меня будет не более двух детей – ответственность там, заботы, здоровье, фигура, личная жизнь, ну и так далее. Сейчас я стала смотреть на это гораздо проще. Деторождение в племени Огня всячески поощрялось, особенности нашего быта предполагали, что ни один ребенок не останется без присмотра и заботы. Кроме того, со мной стало происходить нечто удивительное… Даже не знаю, как это назвать, но мне стало нравиться быть беременной… Вроде бы все как обычно, и даже живота еще нет, а я уже ощущаю себя совершенно по-другому… Я слышу в себе зов новой жизни, чувствую связь с ребенком, хотя, по сути, он еще даже не ребенок, а эмбрион… И какой-то особенный восторг снисходит на меня – наверное, это и есть материнский инстинкт. Да-да – это как раз то ощущение, когда остро осознаешь происходящее с тобой чудо, воспринимаешь себя как сосуд божественной благодати…