У нее потемнело в глазах, но она смогла справиться с предобморочным состоянием. Сначала Эммет, теперь Энтони. Лара закусила губу, слезы побежали по щекам. Ей хотелось упасть на колени и погрузиться в страдание и скорбь, но она знала, как много людей рассчитывают на нее и верят ей. Она помогла раненому старику забраться на платформу грузовика, где уже теснились другие суданцы. Рейхан с сыном тоже была там. Лара закрепила откидную крышку и быстро натянула брезент. Затем рванула дверцу со стороны пассажира и вскочила в кабину водителя.
— Все в полном составе? — спросил Танака.
— Да, — ответила Лара.
Но в глубине души она чувствовала себя одинокой и покинутой.
Доктор Гольдман беспокойно расхаживал по гостиной, расположенной в южном крыле, — одной из немногих комнат, оставшихся невредимыми. Он бросил взгляд на шейха Ассада, расположившегося за маленьким столиком из красного дерева. Казалось, теперь от грозного шейха осталась одна тень. За последние пятнадцать минут он постарел на несколько лет. Рядом с ним сидел Томас Бриггс с наложенной на голень шиной. У Люшкина была перевязана голова. О Донне Гринвуд до сих пор ничего не было известно. А сенатор Блумфилд умер от сердечного приступа. Эта ночь была сплошным кошмаром.
В гостиную вошел солдат и отсалютовал:
— Позвольте доложить, ваше высочество!
Ассад слабо кивнул, и солдат отрапортовал. Казалось, положение снова нормализовалось. Правда, еще во многих местах продолжались пожары, но взрывы прекратились, и все незваные гости были выдворены из дворца. Но отсутствовали также пленные суданцы.
— Где Леклерк? — хотел знать Гольдман. В какой-то момент в хаосе он потерял его из виду.
— Этого я не знаю, доктор, — ответил солдат. — Никто этого не знает.
— Если вы его найдете, скажите ему, чтобы он пришел сюда, — сказал Ассад. — Пока все. Можете идти.
Солдат еще раз отсалютовал и исчез из комнаты.
На несколько секунд в помещении повисло тягостное молчание. Затем Гольдман сказал:
— При нападении пострадал дворец, но не лаборатория. Ей нанесен только незначительный ущерб. Санитарно-гигиеническая зона находится в безупречном состоянии.
Переводя взгляд от одного к другому, он чувствовал, как возвращалась его вера в успех проекта, которого они так долго ждали.
— Мы можем еще достигнуть нашей цели, если используем пациентов, находящихся в коме, в качестве доноров свежих клеток, — сказал он. — Это потребует некоторого времени, так как мы можем использовать только их здоровые органы, но это сработает!
Ассад вскочил со стула.
— Вы в своем уме? — закричал он на Гольдмана. — Полиция будет здесь с минуты на минуту плюс десятки репортеров. В любой момент может начать болтать какой-нибудь из наших сотрудников, либо от страха перед наказанием, либо за деньги. Нам нужно как можно скорее исчезнуть отсюда!
Он подошел к двери и перебросился несколькими словами со стоящим на посту охранником. Затем вновь обратился к присутствующим.
— Через пять минут от южных ворот нас заберет джип и подвезет к ангару, — сказал он. — Когда мы окажемся за пределами страны, тогда и решим, что делать дальше.
Но Гольдману не хотелось покидать это место. В течение долгих лет он жил только исследованиями, теперь он хотел пожинать плоды своего труда. Первую фазу терапии завершить не удастся — это он понимал. У них больше не было здоровых натальных клеток. Однако это не значило, что все потеряно. Здоровый организм может и без первой фазы с помощью препаратов Эпштейна — Барра дожить до глубокой старости. Уже вчера Гольдман велел подготовить эти препараты.
Он посмотрел на Люшкина.
— Сколько у вас приборов для лечения рака, Сергей? — спросил он. — Не считая того, что в подвале.
— Всего один, — ответил русский. — На моем складе в Москве.
— Сколько времени понадобится для того, чтобы доставить устройство в специально оборудованное место и откалибровать его?
— Два дня. Может быть, три.
— Отлично! Вирусу Эпштейна — Барра необходима неделя для полного цикла развития. Если сейчас ввести вирус, останется еще достаточно времени, чтобы вылечиться в Москве.
Бриггс, страдальчески скривившись, посмотрел на него:
— А если что-нибудь пойдет не так? Я не хочу издохнуть, как те бедняги, над которыми вы проводили первые опыты. Почему бы просто не взять с собой препарат Эпштейна — Барра и не ввести его, как только мы убедимся, что запасной прибор Сергея на самом деле функционирует?
— Потому что наш вирус крайне нестабилен. В питательном растворе он продержится максимум два дня.
— Тогда мы сможем в Москве быстро получить новый препарат.
— Вы не имеете никакого представления о том, как это сложно! Нам необходимы живые люди в качестве организмов-«хозяев». Мы не сможем сделать это в Москве!
Гипнотический взгляд Гольдмана сверлил Бриггса.
— Как долго вы ждали этого момента, Томас? — спросил он. — Вы действительно собираетесь упустить такую возможность?
Глаза Бриггса забегали. Гольдман понял, что убедил его.
— Что скажете, Сергей? — спросил Гольдман.
— Я согласен — с условием, что джип нас подождет.
Гольдман повернулся к Ассаду, который помедлил еще одно мгновение.