Второй круг

Споры эти продолжались, пока не началась у Севы в четырнадцатилетнем возрасте ломка голоса. Дело обычное. Ведь не избежали этого даже знаменитые предшественники Севы – Робертино Лоретти и Серёжа Парамонов. Против природы не попрёшь. Тем не менее Сева отца не послушался и поступил на вокальное отделение музучилища. И тут вскоре выяснилось, что уникальный детский голос в своей  взрослой интерпретации ничем особенным не выделяется.Кое-кто впоследствии многозначительно рассуждал, что нельзя было перегружать неокрепшие голосовые связки вокальными упражнениями. Так или иначе, но радужные планы рухнули. Вместо оперной сцены пришлось Севе после училища  довольствоваться местом школьного учителя пения.

Рутинное существование поначалу раздражало, потом стало угнетать. Здесь всё собралось в кучу: отсутствие понимания с учащимися, низкая зарплата и вечно недовольная  жена. Её с мужем отношения никак не соответствовали принципу

"С милым рай и в шалаше". А всё потому, что не чувствовала в нём мужской привлекательности, не тянуло её к нему.

 Сева, прямо скажем, красавцем не был. Невысокого роста, щупловатый,с мелкими чертами лица. Улыбался редко, сутулился не по возрасту, никогда не смотрел в лицо собеседнику. Лариска и замуж-то за него пошла, обжегшись на одном красавчике. Тихой пристани захотелось. А когда выяснила, что зарплата школьного учителя не удовлетворяет её требованиям, поняла, что вместо надёжного причала оказалась на мели. Тут уж не до оптимизма, поэтому и на аборт пошла: "Нечего нищету плодить!"

Севиным рассказам, что его приглашают в церковный хор, Лариса сначала верила. Когда же убедилась, что дальше слов дело не идёт, решила, что ждать больше нечего и надо устраивать свою жизнь. Сама-то она имела мордашку смазливую и фигурку ладненькую, хотя и спортом не занималась.

Расставание с ней повлекло раздел двушки, что было совсем не обязательно. Квартира досталась Севе ещё до женитьбы по дарственной от бабушки, но он решил  проявить благородство. Всё-таки не испытывал он антипатии к Лариске. Вот и стал обладателем однокомнатной без балкона в панельной пятиэтажке. А  от супружницы Сева умудрился перенять острое чувство неприятия безденежья, но всё же считал, что при некотором старании можно несколько улучшить своё финансовое положение.

Возвратившись в родительский дом в пригороде, Сева стал сдавать внаём свою квартирёнку. Налоги, естественно, не платил. А вырученные деньги одалживал под проценты.  Этим воспользовался участковый, который угрожая сдать «предпринимателя» налоговикам, заставил прописать в этой квартире под видом жены  свою племянницу.

Сева понимал, что готовится отжим квартиры, но не знал, как воспрепятствовать этому. Новая жена деньги любила не хуже старой, а от исполнения супружеских обязанностей отлынивала, ссылаясь на вдруг обнаружившийся у неё целый букет болезней. Вдобавок ещё двое должников в отказ  ушли:  « Не  брали, мол, денег, и точка!». Можно было, конечно, обратиться к «вышибалам», но те возьмут половину суммы, а это совсем нежелательно.

Тут уж Сева загрустил. Даже сон потерял.  Как ни ворочается, а уснёт только под утро. Так было и в ту памятную ночь,  после которой у Севы проблем добавилось.  Началось с того, что сон нашему герою приснился, прямо скажем неприятный. Как будто стоит он на сцене перед полным залом и чувствует, что поёт МИМО НОТ.

В зале свист, крик, а он не может остановиться. Зрители врываются на сцену, валят певца с ног, начинают бить. Проснулся Сева на рассвете, весь в поту. Когда рассказал об увиденном матери, та взялась его успокаивать : – Куда ночь, туда и сон. Не переживай. Садись-ка, попей чайку. Я вот блинчиков напекла.

Блинчики,конечно, у неё были замечательные. Сева их просто обожал. У Лариски такие никогда не получались. Да и вообще она готовить не любила, предпочитала полуфабрикаты.

Увлёкшись разговорами за чаем с блинами, Сева чуть не забыл, что расписание уроков с сегодняшнего дня поменяли. Надо было поторопиться. На первый автобус он явно не успевал. А второй – только через два часа. Пришлось взять отцовскую «шестёрку». Отец вряд ли бы ему это разрешил, но уехал накануне в командировку,  а мать и уговаривать  не пришлось.

Накануне  снег подтаял на солнце, а за ночь подморозило. Было ещё темновато, но, выехав на трассу, Сева заметил справа от дороги в глубоком кювете лежащую на боку машину. Повинуясь какому-то странному порыву,  Сева спустился к ней.

Праворульная светло-серая «Хонда» приняла на себя удар камней на дне кювета водительской стороной.  Переднюю дверцу со стороны пассажира удалось с трудом, но  открыть. Заглянув в салон, Сева увидел, что водитель сполз с сиденья и лежит на правой дверце без движения. Больше никого в салоне не было.  Рядом с водителем валялся кейс.

Удивляясь сам себе,  Сева потянул кейс на себя. В этот момент водитель глухо застонал.  В мгновение ока Сева выбрался из «Хонды», не выпуская кейса из рук, и бросился к своей машине. Забравшись в неё, он понял, что совершил преступление.