– Больной уснул. Побудьте где-нибудь поблизости. Понадобитесь – позовём.
Мама с дочкой спустились на первый этаж, в людскую. Уже начало темнеть, когда за ними прибежал Егор. Оказавшись в спальне, Глафира поразилась тому, что болезнь делает с человеком. Крепкий красивый мужчина, совсем недавно казавшийся моложе своих семидесяти двух, за несколько дней как-то осунулся, съёжился. Только взгляд ещё оставался прежним.
– А, Глашенька! – прошептал больной – Здравствуй! Подойди поближе! Ты прекрасно выглядишь. А вот я умираю, Глаша!
– Да полноте, барин! Бог даст, поправитесь. – сдержанно отвечала женщина.
– Нет, золотце, не выбраться уж мне! Я чувствую могильный холод. А позвал я тебя, чтоб повиниться перед тобой за ту обиду, что тебе причинил. Прости меня, Глашенька! – больной захрипел. Доктор, встревожась, энергично указывал посетителям на дверь.
– Пусть останутся! – неожиданно твёрдым голосом сказал барин.
– А Катенька совсем большая стала. Моя кровь, сразу видно! Подойди ко мне, доченька!
Катя, подойдя к постели, встала на колени и поцеловала руку отцу. От увиденного и услышанного глаза доктора чуть на лоб не полезли. А барин, приподнявшись, насколько мог, продолжал звеневшим от напряжения голосом: – Не хочу умирать подлецом! Моя дочь и ты, Глашенька, получите свою долю наследства по завещанию. Я уже вызвал нотариуса. – С этими словами больной обессилено упал на подушки.
– Идите, идите! – зашипел доктор, чуть не в спину выталкивая растерявшихся Глашу и Катю.
Вернувшись домой, мать и дочь долго не могли уснуть. Завершая непростой разговор, Глаша сказала взволнованной Кате:
– Вот видишь, доча, недаром говорят, что Бог правду видит и всё равно скажет. Ты ведь у барина нашего единственная прямая наследница. Сынок-то его погиб ещё в семьдесят седьмом году в турецкой войне.
Назавтра никаких известий из барской усадьбы не поступало. Послезавтра выяснилось, что барин умер той же ночью, не приходя в сознание и не успев переписать завещание. Теперь в роли наследников выступали двое племянников, живших в Москве и видевших последний раз своего дядюшку совсем ещё детьми.
Так и не вышло из Кати помещицы. Ей был уготован другой путь в жизни, очень непростой. Да и у кого он был простым в то время? Через четыре года после описываемых событий Катя вышла замуж за односельчанина Алексея, работавшего подмастерьем в кузнице. Впоследствии он стал кузнецом. Жили не по-барски, но дружно. Растили двух сыновей. Бабушка Глаша ещё успела их понянчить. Алексей участвовал в Первой мировой, затем вместе с подросшими сыновьями – в Гражданской войне. А она ждала своих мужчин, постепенно встраиваясь в новую жизнь. Окончила рабфак. Работала директором школы в родном селе. Бог даровал ей неслыханную милость – все трое её мужчин уцелели в кровавой мясорубке.
Начались годы мирного труда. Сыновья поразъехались: один – на Дальний Восток , другой – в Среднюю Азию. Оба избрали для себя военную стезю.
В сорок первом году Кате с мужем было уже за шестьдесят. Немцы заняли их родную Белоруссию за неделю. Алексей ушёл в партизаны. Катя осталась в новом, построенном перед самой войной доме.
Кто-то донёс, что она прятала в подполе раненого красноармейца. Фашисты поставили обоих к стенке. Она на колени не становилась, пощады не просила. Последними её словами было: – Господи! Спаси и сохрани моих мужчин!
К сожалению её мужчины не дожили до конца войны, жертвы которой неисчислимы и уточняются до сих пор.
Но об этом ей не суждено было узнать. Впрочем, это утверждение нельзя считать бесспорным.
Ответный выстрел
Прекрасным утром после Троицына дня студент- второкурсник юридического факультета Костя Лосихин с нетерпением поджидал свою однокурсницу Манечку, которую накануне пригласил прокатиться на лодке по Клязьме в окрестностях дачи своего дядюшки, обещая незабываемые впечатления: – Я предлагаю Вам вместо московской толчеи и духоты благотворное общение с матерью-природой. Что может быть лучше?
Молодой человек испытывал к девушке явную симпатию, не решаясь пока заговорить с ней об этом. Их объединяла не только совместная учёба, но и увлечение поэзией. Регулярно посещая собрания поэтов-символистов, они и сами пытались что-то сочинять. Косте удалось даже поучаствовать в одном из сборников.
Поэтому, когда он пообещал прочесть свои новые стихи, Манечка, до этого размышлявшая над предложением, тут же согласилась. И вот она на причале. Заметив, что гостья затрудняется спуститься в лодку, Костя поддержал её за талию, занеся даже это малозначительное прикосновение в свой актив.
Природа, словно по заказу, в этот день благоприятствовала путешествию. Неширокая, медленно движущаяся, чистая река, буйство зелени по обоим берегам, серебристые рыбки, выпрыгивающие из воды, разноголосый птичий гомон создавали удивительную по восприятию картину. Костя в шутку пугал Манечку байкой про скрывающегося где-то здесь сбежавшего из цирка крокодила. Манечка притворно ужасалась.