Части нашей 1-й дивизии под командой генерала Казановича и дивизия Дроздовского, двигаясь со стороны Тихорецкой, дошли до Кореновской и, заняв ее, продвинулись дальше до Платнировской.
Войска Сорокина, подошедшие из Тимашевской, на широком фронте перешли в наступление, направляя свои главные силы на Кореновскую. Отбросили конницу Эрдели и 15-го взяли Кореновскую. Обойдя нашу центральную группу с востока и перерезав железную дорогу, зашли им в тыл. Положение оказалось отчаянное. Пришлось вести бой на два фронта. Все атаки и контратаки не дали никакого результата. Обе стороны вели кровавый бой на уничтожение друг друга. Перевес клонился на сторону красных. Нашим войскам почти не было выхода. Тихорецкая – ставка Деникина – отрезана. Связь потеряна.
Но наши еще «живы»; агонизируя, продолжают бой. Ждут помощи!
В ожидании таковой со стороны Ставки Командующего Д.А., на происшедшем у Дроздовского с Казановичем совещании обстановка рисуется в крайне мрачном свете.
Дроздовский объявил, что считает создавшееся положение критическим и единственный путь спасения видит в том, чтобы, пользуясь темнотой, отступить в восточном направлении и изыскать кружным путем соединения с Командующим Армией или Боровским… (Части последнего дрались со стороны Кавказской.) Что надо спасать части от уничтожения…
Генерал Казанович с планом Дроздовского не соглашался, говоря, что нельзя себе представить, чтобы генерал Деникин остался в бездействии…
В такой ситуации мы получили приказ идти на выручку…
Нашему эшелону, тяжелому и длинному, с двумя паровозами, дан открытый путь, и мы, не задерживаясь на станциях, проходим их. Лишь на Кавказской некоторая задержка: маневрирование и замена паровозов. Кроме того, очищается путь по линии на Тихорецкую.
Штаб полка, за неимением полагающегося «классного» вагона, едет в товарном – на 40 человек, 8 лошадей, – также набитом до отказа, как и другие вагоны; даже в вагонах с лошадьми полно людей.
У командира полка (я в его вагоне), замечаю, немного пылающее лицо; часто прикладывает руку к голове. Мы сидели в углу на ящиках.
– Ростислав Михайлович, – обращаюсь к нему, – вам что, нездоровится?
– Да вот, не знаю. Голова болит и, по-видимому, жар. Также и с животом что-то неладно. Не был бы тиф…
Устроившись в углу, прилег…
Четыре часа утра 17 июля. Поезд, уменьшив ход, вошел на станцию Тихорецкую. Приказано всем до распоряжения оставаться в вагонах.
– Пойдем в Штаб, – обращается ко мне командир полка, – вы со мною. Из ординарческой команды нарядите с нами двух человек.
Я взял еще и одного своего. Проплутав немного, мы разыскали Штаб Армии. Принял нас генерал Романовский:
– Командующий заснул, наконец. Только недавно прилег.
Это было в духе Романовского.
Обрисовал нам обстановку на фронте:
– Связь с войсками Дроздовского и Казановича прервана. Разведка доносит, что наши еще живы и ведут бой. Слышна орудийная стрельба. Вам, не выгружаясь, двинуться до предела возможности. Затем выгрузиться и ударить по тылу красных. Задача – прорвать их фронт и соединиться с нашей центральной группой. К вашему отряду придается бронепоезд.
По указанию командира полка я двинулся на вокзал, чтобы приготовить наш эшелон к немедленному отходу по сигналу. Он еще задержался в Штабе.
Меня сразу окружил командный состав полка. Тут же и командир батареи. Кратко обрисовал им положение. Лица стали напряженные.
На перроне появился командир полка и приблизился к нашей группе. Мы расступились.
– Вступите в командование полком, – обратился он ко мне. – Я остаюсь в Тихорецкой. По приказанию врача я должен лечь в полевой госпиталь.
Попрощавшись с нами, он медленной походкой удалился.
– По-видимому, тиф, – высказываю я предположение на вопросы окружающих меня.
Но мои тревоги оказались напрасными. За несколько дней до взятия Екатеринодара, выздоровев, он снова вступил в командование полком.
Так мы окрестили, после прорыва из «объятий» красных, положение нашей центральной группы, ибо красные врывались в их расположение и делили их на части, образуя «прослойки» – наши, затем они, снова наши и они: слоеный пирог. Они – «начинка» в нашем «пироге».
Я приказал бронепоезду двинуться в голове, держа дистанцию от нас 1500—2000 шагов. Скорость средняя. В случае, если наткнется на противника, немедленно открыть по нему огонь, чтобы дать нашему эшелону возможность выброситься из поезда и развернуться – пехоте, которая тут же перейдет в наступление. Лошадям и повозкам остаться в поезде и выгрузиться, когда по пути движения на одной из станций окажется платформа для этого.
Тронулись…
Миновали Челбас и благополучно дошли до Бурсака. Кругом тихо, никаких признаков противника, и не слышно, как ни прислушивались, какой-либо орудийной стрельбы впереди.
Бронепоезду приказал выдвинуться вперед за станцию и стать в сторожевое охранение. Впереди станция Выселки, за ней Станичная и при ней Кореновская. Там где-то наши.
Решил попытаться выяснить положение в Выселках, чтобы решить дальнейшее наше движение – продолжать ли в эшелоне или тут выгрузиться.