Так что этим вечером Джастин Финч-Флетчли услышал тихий-тихий шепот, который не удалось услышать никому из соседей по спальне, к кому бы он ни обращался. В этом шепоте не удавалось разобрать слов, но он звал, он манил за собой, и мальчик, даже не переодеваясь, как был — в пижаме, побрел по пустым и холодным коридорам Хогвартса. Впрочем, бродил он не так уж долго: в одном из коридоров неподалеку от поворота к башне Рейвенкло, в закутке, где не было ни одного портрета, и даже сеть сигнальных заклятий директора была не такой густой, на зачарованного Зовом Хаоса мальчишку пала тень. А когда тень исчезла в лучах заглянувшей в окно луны — Джастин уже валялся на полу, скованный зачарованным сном, оцепеневший, как и Колин Криви. И только если ну очень присмотреться, можно было различить слабые и невнятные следы использования артефакта из тех, которые тысячами ваяли в кузнях Проклятого кольца «порабощенные» псайкеры на службе Трона Черепов.
Утром за завтраком я любовался на охваченную страхом школу. Второе нападение на ученика — всколыхнуло всех учащихся, заставило дергаться и подозревать Наследника Слизерина во всех и в каждом. Исключениями в общей подозрительности являлись только те, кто отлеживался после Дуэльного клуба в Больничном крыле, но таких было не так уж и много: большинство пострадавших мадам Помфри сумела поставить на ноги еще вчера.
На общем фоне страха и подозрений выделялось лицо Рона Уизли: оно выражало глубокое непонимание сложившейся ситуации.
Теперь мне предстояло самый сложный момент во всей этой истории: объяснение с Миа. Я был почти уверен, что добрая девочка меня просто не поймет... И хотя что-то в глубине души подсказывало, что все может оказаться легче, чем кажется, но гора рациональных аргументов давила эту искру, заставляя предполагать худшее. Но я все-таки подошел к девочке, и обратился к ней через метку.