Второй подарок судьбы

– Оставь мать в покое, ты – козел! Сам разбирайся со своими шлюхами!

Панкратов даже возмутиться не успел и догнать пацана, чтобы отвесить ему подзатыльник как следует. Как сидел с набитым подгоревшим омлетом ртом, так и окаменел.

– Вон оно как, – только и смог он выдавить, когда за Тимуром с грохотом захлопнулась входная дверь. – Вон вы как, значит…

– Женщина? – Доктор пожал сухощавыми плечами под белым халатом. – Не знаю, может быть, сила ведь у всех разная. Женщины сейчас много времени проводят в тренажерных залах, и удар у некоторых очень хорошо поставлен. Только это должна быть очень высокая женщина.

– Высокая?

– Да, характер нанесенных ранений свидетельствует об этом.

Высокая женщина, высокая женщина…

Ленка не была очень высокой женщиной, она была чуть выше среднего роста. Настя была выше ее. Чтобы нанести под таким углом удар, ей потребовалось бы тогда встать на что- то. Или…

Или стоять в этот момент на ступеньках, ведущих на следующий этаж. Тогда Настя должна была находиться к ней строго спиной, то есть стоять спиной к ступенькам. А зачем ей так было стоять? Незачем, в том-то и дело! Она всегда от лифта проходила прямо к двери и открывала ее, поворачиваясь спиной к квартире напротив. И по лестнице, если она поднималась, когда лифт игнорировала, тоже так же – проходила прямо к двери. Стоять спиной к ступенькам, ведущим на этаж выше, Настя не могла. Значит, и Ленка не могла ее ударить. Почему тогда она ведет себя так странно? Только потому, что он уйти от нее к соседке собрался? Может быть, может быть…

Звонок Вани Воронина прозвучал, как всегда, не вовремя. Панкратов только-только попытался додуматься до чего-то. Только, кажется, что- то блеснуло у него в мешанине разных версий, как этот бестолковый малый позвонил.

– Здорово, Сереж, – приветствие прозвучало на вибрирующих нотках, верный признак того, что есть новости. – Будешь в отделе?

– Вряд ли. Дела есть кое-какие.

– А-а, ну-ну, если так, тогда ладно. А то тут кое-какая информация по нашему общему делу появилась.

– По какому делу?! – Панкратов тут же подумал о Насте, хотя это не было их общим делом, это было только его и ничье больше. – По вчерашнему?

– Да нет. Маньяка так и не поймали, Сереж, – ни черта не понял, как всегда, Воронин. – Я про эту шайку переодетую.

– A-а, про Морозов этих гребаных. Так что ты имеешь мне сообщить, Иван Алексеевич?

– Они ведь вчера в твоем районе шастали, прикинь! Успели обчистить четыре квартиры, а на пятой спалились.

– Взяли их, что ли? Не тяни ты резину, Иван!

– Не взяли, а спугнули. Выскочили они из подъезда – ив разные стороны. Кто куда! Один, по словам очевидцев, в сторону твоего дома побежал, Сереж. Поспрашивал бы соседей. С тобой-то они будут более разговорчивы, сосед все-таки…

Не один, а два, болван, чуть было не оскорбил верного соратника Панкратов.

Два переодетых Дедами Морозами бандита рванули в сторону его дома. Двое их было!!! И один – как раз высокий! И бедная Настя, видимо, нарвалась на них, вернувшись домой.

Так, что же тогда выходит?

Она вернулась почему-то поздно. Это еще предстоит выяснить, где ее черти носили, когда ее намечающийся будущий муж доблестно нес вахту, стоя на страже и ее покоя тоже. Ладно, это все лирика, об этом потом. Так, значит, она возвращается. Подходит к своей квартире, и тут сзади ей наносят удар.

Не выходит! Зачем ее было бить, если она ничего и никого не видела?

Так увидела, значит! Увидела и забила тревогу, проявив бдительность, к которой призывал граждан автор статьи. Она же ее внимательно прочла днем и даже тетке своей показывала.

Что получается теперь? Она увидела переодетых бандитов, хотела поднять тревогу, и ей не дали, ударив по голове. Взяли из рук ключи от квартиры, открыли дверь и втащили бесчувственное тело туда. Тут, правда, могли быть варианты. Настя сама могла перед этим открыть дверь и не успеть войти. Ее же ударили.

Опять что-то не клеится.

Если она сама открыла дверь, а потом увидела бандитов, то какого черта ей нужно было поворачиваться к ним спиной? Что-то не то…

– Надо разговорить соседей, – пробормотал Панкратов, смоля сигарету за сигаретой в собственном дворе, сидя за рулем давно остывшего автомобиля. – Завтра… Завтра с утра и начну…

Домой идти не хотелось. Да и можно ли считать теперь домом то место, откуда он вчера собрался уйти? Дом – это ведь нечто большее, чем просто стены, окно, мебель и спальное место. Дом – это…

Его должны были ждать там всегда. Ждать злого, уставшего, пьяного. Ждать, любить, надеяться на него. Этого давно уже не было в жизни Панкратова, очень давно. Единственное, на что он еще пока годился для своей жены, – это быть объектом скандала. Персоной, для которой приходилось готовить завтраки и ужины – обедал он дома крайне редко. Ну и еще, быть может, для того он еще там требовался, чтобы поменять прокладку в смесителе в ванной. Починить поломанный выключатель и вынести мусор поздним вечером, если жена и сын не сделали этого заблаговременно. Вечером они выходить из дома боялись. Вечером должен был тащиться с мусорными пакетами к ящикам за углом сам Панкратов.