И все это происходило на фоне не прекращающихся боевых действий в провинции. В то время, когда посты второго пояса обороны Кандагара боролись за свою выживаемость, вожди племен затеяли эту бодягу с дележом дороги.
Чтобы хоть как-то разрядить напряженность, было принято решение: провести в провинциальном комитете НДПА большую джиласу, куда пригласили вождей этих двух непримиримых пуштунских племен. На повестку дня был вынесено обсуждение пограничного вопроса, а если точнее сказать, дележ приграничной «кормушки». Но на совещание прибыли только вожди нурзаев. В «довесок» к ним со всей провинции понаехало около девятисот соплеменников, которые, заполонив весь внутренний двор Комитета, драли свои «луженые глотки», тем самым давая понять, «кто в доме хозяин». К ним присоединились с полсотни белуджей, которым под «шум волны» тоже не терпелось отхватить лакомый кусочек.
Весь этот «базар» так ничем и не закончился, поскольку со стороны очикзаев на джиласу не прибыло ни одного человека. Лохматые исматовцы, обвешанные оружием словно «рождественские ёлки», расхаживали по улицам города, и группами до десятка человек разъезжали на своих «Тойотах» и «Семургах», пугая горожан своим внешним видом.
Муслим Исмат проигнорировал это совещание, поскольку отлично понимал, что из-за отсутствия одной из сторон никакого ответственного решения принято не будет.
Так оно все и вышло. Пошумели нурзаи на джиласе, да так ни с чем и разошлись.
По окончании того совещания партийный секретарь предложил собрать в ближайшее время Джиргу, куда пригласить всех старейшин пуштунских племен, проживающих в провинции. Хотя он, наверное, и сам не представлял, как можно было это сделать. Но, как говорится, дело сделано, идея двинута в народ, а там хоть «трава не расти».
Раздосадованные нурзаи, посылая матюки в адрес бездушных государственных чиновников, всей толпой пошли к зданию губернаторства выяснять отношения со своим высокопоставленным соплеменником. Губернатор Сахраи не на шутку испугался разъяренной толпы, и срочно смылся из своего кабинета. Куда он запрятался, никто так потом и не узнал, но здания губернаторства в тот день он вообще не покидал. Видимо отсиживался где-нибудь в пыльной «подсобке» наедине с помойными ведрами и вонючими половыми тряпками, трясясь от страха за собственную шкуру. Зато как взятки брать, так это он с протянутой рукой завсегда в первых рядах страждущих.
Мир-Акаю пришлось срочно собирать сотрудников царандоя, сидящих по кабинетам Управления и в городских РОЦах, и перебрасывать всех их к месту возможного конфликта. Оружия никому давать не стали, а тем, кто его имел, порекомендовали запрятать его до поры до времени подальше и никому не показывать. Один неверный шаг, один случайный выстрел какого-нибудь провокатора мог привести к большому кровопролитию. Под «раздачу» попали бы и ни в чем не повинные кандагарские зеваки, которые наверняка не упустили бы возможности присоединиться к митингующим и «подрать глотки» на благо общего дела.
Как в тот день удалось избежать крупных неприятностей, я так и не понял. Скорее всего, большую роль в этом сыграла простая человеческая жадность.
Оперативники царандоя, крутившиеся в той толпе, пустили слух, что все, кто присутствовал на джиласе, могут прямо сейчас получить гуманитарную помощь, которую раздают по трем адресам. Этот трюк в последний момент придумал сам командующий царандоя. Пока митингующие, разбившись на несколько групп, добирались до вожделенных «закромов», туда уже прибыли сотрудники царандоя. Им была дана команда «подчистить» все остатки риса и муки, которые там ещё оставались с прошлого завоза.
Получив на руки кульки с халявной «гуманитаркой», люди на время позабыли обо всем, что их всех привело в Кандагар.
Но и после этого «жеста доброй воли» со стороны госвласти противостояние племен не закончилось. Оно только притухло на некоторое время, но уже во второй половине февраля драчка между воинствующими племенами разгорелась с новой силой, и у обеих сторон появились новые жертвы.
Срочно был созван провинциальный Совет обороны, куда входили руководители всех силовых ведомств в провинции, губернатор и секретарь провинциального Комитета НДПА. На заседание Совета был приглашен и генерал Муслим Исмат.
Вместо того, чтобы трезво оценить сложившуюся в приграничье обстановку, с первых минут заседания Совета Муслим Исмат стал обвинять губернатора во всех смертных грехах. Сначала все присутствующие даже оторопели, не зная чем парировать этому авантюристу в генеральских погонах, но постепенно пришли в себя, и после того как он закончил свою обвинительную речь, всем скопом накинулись на строптивца. Чего только ему в те минуты не наговорили. Исмат слушал ораторов молча, слегка кривя губами, словно капризный мальчик, наказанный за незначительную шалость.