Второй пояс. (Откровения советника)

Потом мы еще несколько минут тискали друг друга, пытаясь таким образом доказать друг другу свою преданность. Пропустив «на посошок», да «по единой», несколькими машинами, поехали на Майдан. В тот момент я уже не думал ни о «духах», которые напоследок могли устроить засаду на дороге, ни о перелете, который для меня тоже мог оказаться последним в жизни. Все мои мысли были уже о доме, о семье и о том, как там мой отец.

Поскольку «борт» из Кабула опоздал почти на четыре часа, все это время нам пришлось торчать возле аэровокзала «Ариана», изнывая от нестерпимой жары. Я уж начал было подумывать насчет того, что борт в этот день вообще не прилетит, как вдруг заметил оживление на ВПП. «Вертушки» спокойно стоявшие до этого поодаль от вышки ЦУПа, вдруг засвистели своими турбинами, и лопасти винтокрылых машин задвигались, завращались, с каждой секундой набирая все большие обороты. Минут через пять они уже взлетали в сторону трассы Кандагар-Спинбульдак, туда, откуда по всем нашим расчетам должен был появиться «борт».

АН-12 афганских ВВС приземлялся совсем не так, как это обычно делали наши «транспортники». Он не выписывал круги над аэродромом, постепенно снижаясь к земле, а на большой скорости, с высоты километров семи, вошел в крутое пике, и уже в непосредственной близости от ВПП перешел на бреющий полет. Вот черти, и ведь не боятся ни «стингеров» ни «блоупайпов». Потому наверно и не боятся их эти афганские авиа-хулиганы, что отлично видят как летящие на форсаже советские «вертушки», пристроившись по обе стороны от «борта», усиленно отстреливают тепловые мины.

Приземлившийся самолет не стал глушить двигатели. Под рев турбин и шум вращающихся винтов, из чрева самолета выбегали облаченные в новехонькую форму новобранцы. Для них военная служба только-только начиналась, но жизнь уже поделила всю эту серую людскую массу на тех, кого смерть подстерегала в самые первые дни пребывания в Кандагаре, и на тех, кому суждено было выжить в этой безумной бойне. В отличие от меня, навсегда покидающего эти края, у них все еще было впереди. Перед моими глазами вдруг отчетливо предстал майор, заживо сгоревший в машине, и его инзибод с оторванными ногами. Какое-то неприятное ощущение тут же вкралось в мою душу. Я почему-то подумал о том, что может случиться с этим самолетом, если в одну из его турбин влетит «Стингер». Однозначно, мало не покажется, и если самолет начнется разваливаться в воздухе, спасения мне уже не будет. Даже при падении с низкой высоты человеческая плоть не выдержит удара о землю, и превратится в мешок с дерьмом. Я попытался отбросить эту назойливую мысль, а она с параноидной настойчивостью все свербела и свербела где-то в глубине моей черепной коробки.

Пока я лихорадочно копался в своих бестолковых мыслях, глупо улыбаясь провожающим меня ребятам, афганский летчик, по всей видимости — командир корабля, стал торопить всех отлетающих с посадкой, красноречиво показывая на часы и говоря, что Кабульский аэропорт их ждать не будет. Закроют взлетно-посадочную полосу, и, тогда лети куда хочешь.

Пассажиров на борту было не много, человек пятнадцать — двадцать. В основном это были афганские солдаты, отслужившие положенный срок и возвращающиеся к себе домой, да еще несколько офицеров, летевшие в Кабул по служебным делам. Я напоследок обнялся с мужиками, посмотрел всем в глаза, и резко развернувшись, пошел вглубь фюзеляжа самолета, волоча за собой дембельскую сумку и чемодан с уложенными в них личными вещами и бакшишами.

Взревев всеми четырьмя турбинами, самолет двинулся в сторону взлетно-посадочной полосы, и через несколько минут колеса его шасси оторвались от «бетонки».

Я смотрел в иллюминатор, пытаясь с высоты разглядеть местность, которую хорошо знал по картам и фото-планшетам, но ничего кроме бесконечных хребтов так и не увидел. Наблюдая за проплывающими внизу скалами и отрогами, поймал себя на мысли, что непроизвольно отыскиваю самые высокие места, где «духи» могли оборудовать позиции для пуска зенитных ракет. Чтобы отвлечься от этих мыслей отвернулся от иллюминатора и попытался немного вздремнуть. Но из этого у меня тоже ничего не вышло. Так и летел, думая, о чем-то отвлеченном, но вся эта бессмыслица, не успев зафиксироваться в сознании, тут же вылетала из головы и мгновенно забывалась.