Второй пол

Женщины проявляют жесткую непримиримость только в цивилизованных странах, там, где четко выражены границы разных социальных групп. Как правило, женщина слепо, не рассуждая, верит во что–то, уважает закон просто потому, что это закон; закон может меняться, но он остается законом; в глазах женщины сила рождает право, потому что все права, которые женщина признает за мужчинами, объясняются их силой; вот почему в случае распада какого–то сообщества они первыми бросаются к ногам победителей. Если подвести итог, то можно сказать, что они приемлют то, что есть. Одна из характерных черт женщины — это умение смириться. Когда из–под развалин Помпеи извлекли останки людей, то увидели, что мужчины застыли в позе гнева, возмущения, готовые восстать, бросив вызов небу, либо убежать, а женщины согнулись, склонились к земле, опустив головы. Они беспомощны перед лицом обстоятельств: вулканов, полицейских, хозяев, мужчин. «Женщины созданы для страданий, — говорят они сами. — Такова жизнь… что тут поделаешь». Из смирения рождается их терпение, приводящее многих в восхищение. Они со значительно большим терпением переносят физические страдания; они способны проявить стоическое мужество, когда того требуют обстоятельства; у них нет напористой смелости мужчин, вместо этого большинство женщин отличает непреклонная стойкость пассивного сопротивления; гораздо энергичнее, чем их мужья, борются они с нищетой, противодействуют кризисам, не теряют голову в несчастье; с почтением относятся к времени, его течению, над которым не властна никакая поспешность, они вообще не берегут собственного времени; занимаясь каким–нибудь делом со спокойным упорством, они добиваются порою потрясающих результатов. Есть такая поговорка: «Что хочет женщина, то хочет Бог». Если женщина щедра от природы, ее смирение, покорность переходят в снисходительность, терпимость, мягкость и даже нетребовательность: она соглашается со всем, никого не осуждает, поскольку считает, что и люди, и вещи могут быть только тем, что они есть. Какая–нибудь гордячка превратит это качество в особую добродетель на манер г–жи де Шаррьер, непреклонной в своем стоицизме. Но женщине свойственна и первозданная осторожность; женщина всегда стремится сохранить, восстановить, наладить, утрясти, а не разрушить и построить заново; она отдает предпочтение компромиссам и соглашениям, а не революциям и взрывам. В XIX веке именно женщины оказались самым большим препятствием на пути рабочего движения к освобождению; таких, как Флора Тристан, Луиза Мишель, были единицы, а сколько домохозяек, растерянных и робких, умоляли своих мужей не рисковать! Ведь они боялись не просто забастовок, безработицы, нищеты; их страх перед восстанием объяснялся сомнением — не ошибка ли это. Терпение они понимают только как терпение; резким переменам они предпочитают рутину; им легче удается обеспечить себе пусть жалкое благополучие и такое же семейное счастье, чем выйти на дорогу борьбы. Их судьба связана с тем, что преходяще: потерю этих непрочных ценностей они переживают как потерю всего. Только свободный субъект, который не ощущает на себе давления времени, в состоянии одержать победу над разрушением, упадком; этот высший полет недоступен женщине, ей этого не дано. Оттого, что она никогда не вкушала всевластия свободы, она не верит и в освобождение: ей кажется, что в мире властвуют темные силы судьбы, восстать против них было бы слишком самонадеянно. Опасные дороги, на которые ее хотят увлечь, не вызывают в ней никакого энтузиазма ¹, и в этом нет ничего удивительного: она ведь не сама их пролагала. Когда ей откроется будущее, тогда она не станет цепляться за прошлое. Когда женщину призывают к конкретным действиям, цели которых она осознает как свои, она так же смела и мужественна, как и мужчина ².

Многие из недостатков, в которых ее упрекают, такие, как посредственность, ограниченность, незначительность, мелочность, робость, ничтожность, леность, легкомыслие, раболепие, свидетельствуют лишь о том, что женщине ограничили горизонт. При этом говорят, что женщина слишком чувствительна или что она погрязла в имманентности; да прежде всего ее заперли в этой имманентности. Рабыни гарема не испытывают никакой патологической страсти к варенью из розовых лепестков, к ароматизированным ваннам: и то и другое помогает им убивать время; в той мере, в какой женщина задыхается в своем скучном и мрачном гинекее — доме, который она не может покинуть, семейном очаге, — в той же мере она будет увлекаться комфортом, стремиться к благосостоянию, ища в них убежище; впрочем, если она страстно жаждет наслаждений, так это чаще всего потому, что она их лишена; сексуально неудовлетворенная, вынужденная уступать упорству мужчины, терпеть его грубость, «приговоренная выносить все мерзости мужчин», она утешается взбитыми кремами, винами, туманящими ей голову, мягкими тканями, лаской воды и солнца, ласками подруги, юного любовника.