Второй после Бога

Я выдоил корову до последней капли, встал со скамейки, кивнул Нильсу, который сгребал навоз на тачку, и вышел с подойником из хлева. Пересекая двор, я заметил фигуру, мелькнувшую и скрывшуюся в каретном сарае. Сгорая от любопытства, я изменил курс и подкрался к воротам сарая, чтобы заглянуть внутрь. Там, внутри, за телегой, кто-то нагнулся, и я, чтобы разглядеть, что там происходит, был вынужден войти внутрь. Я прокрался за телегу, выглянул оттуда и увидел, что фрейлейн Сара сидит перед большим сундуком с бутылкой в руке. Она быстро открыла крышку, сунула бутылку в сундук и снова закрыла его. Встав, она огляделась по сторонам, и я со своим подойником заполз в самый темный угол сарая и затаился, как мышь, пока она возилась возле сундука, после чего быстро вышла из сарая и перебежала через двор.

В открытые ворота мне было видно, как она вошла в дом и закрыла за собой дверь. Я мгновенно оказался там, где стоял сундук, – его поставили туда, потому что он был слишком велик для той комнаты, которую я мысленно предназначил для фрейлейн Сары. Я хотел открыть сундук, но обнаружил, что он заперт на висячий замок. Осмотрев сундук более внимательно, я увидел, что его содержимое охраняет не один, а сразу три висячих замка. Я огляделся в поисках, чем бы открыть эти замки, но крик на дворе отвлек меня от этих мыслей. Это Олав кричал Нильсу, чтобы тот приготовил телегу. Забыв о сундуке, я достал из угла подойник.

Олав с недоумением посмотрел на меня, когда я вышел из каретного сарая с полным подойником в руках, однако промолчал. Я тоже ничего не сказал.

Слуга камер-юнкера, Герберт, оказался мишенью для выражения недовольства хозяина прошлой трапезой. Поэтому теперь он вместе с фрейлейн Сарой принялся готовить обед “по датскому способу”, безусловно, надеясь на этот раз угодить его благородному вкусу.

– Где здесь сахар? – спросил он, когда я собирался выйти из дома. “Надо же, он, оказывается, способен произносить сразу несколько слов подряд”, – подумал я. Поющее датское произношение указывало на то, что он, вероятно, уроженец Фюна.

– Сахар? – переспросил я и обвел кухню пустым взглядом, не поняв сразу, что ему от меня нужно. – Ах, сахар! Нет, здесь ты его не найдешь. Хозяйка не тратила деньги на такие пустяки.

Герберт вздохнул и посмотрел на закипавший соус. Я слышал, как фрейлейн Сара предложила ему заменить сахар медом, который стоял наверху в шкафу; мед даст достаточно сладости, считала она.

Я попросил у хозяина его нож и расположился на камне, чтобы стесать грани на ручке моего нового ножа. На стене дома сидела сорока и выдергивала из нее мох. Я бросил камень, чтобы прогнать ее, и она с криком полетела над кустами к Брому. На западе из-под тяжелых туч вырвались последние огненно-красные лучи вечернего солнца и осветили верхушки деревьев так, что они запылали. Лоскут кожи из дома Юстесена я обмотал вокруг лезвия, чтобы не порезаться. Может, и Халвор Юстесен пользовался им для этой цели, подумал я. Может, он сидел у себя в алькове и занимался тем же, чем сейчас занимаюсь я.

Может, он и сейчас бы этим занимался, если бы его не убили.

Отравили ядом. Из бутылки.

А что, интересно, было в бутылке, которую фрейлейн Сара спрятала в сундуке?

Последний вопрос навязчиво вертелся у меня в голове, но я не мог найти приемлемого ответа. Тем временем стружка за стружкой падали из-под лезвия ножа на землю и белыми завитками ложились вокруг камня, на котором я сидел. Работа заняла у меня много времени. Ручка была сделана из твердого дерева, и мне удалось сострогать совсем немного.

– Чем это господин Хорттен изволит заниматься? – раздался голос у меня за спиной. Через двор шел юнкер Стиг, на нем были сапоги, более подходящие для этой каменистой местности, чем его нарядные башмаки.

– Исправляю ручку ножа, – ответил я коротко. – Чтобы его было удобно держать в руке.

Ничего не говоря, он взял у меня из руки мой новый нож и с удивлением уставился на него.

– Похож на солдатский нож, – заметил он, возвращая мне нож.

– Возможно, он и есть солдатский, – мрачно сказал я, мне было неприятно общество юнкера. – Прежний хозяин этого ножа был солдатом.

Юнкер кивнул, подождал, не скажу ли я чего-нибудь еще, а потом перевел взгляд на бухту.

– Норвегия – красивая страна, – сказал он.

Я искоса глянул на него, но было не похоже, чтобы он хотел уязвить меня или Норвегию.

– Да, – буркнул я и продолжал стругать.

Постепенно солнце скрылось за холмом, и от воды потянуло сырым холодом.

Я порезался и, вскрикнув, сунул палец в рот. Кожаный лоскут размотался, и лезвие обнажилось. Я снял лоскут с ножа и уже собирался его скатать, как юнкер Стиг схватил его за один конец.

– Кожа сложена вдвое, – сказал он.

– Ну и что? – Это я знал и без него.

– Если вы ее развернете, вам будет удобнее обернуть ею лезвие, – предложил он.

Я встал и посмотрел на Бром.

– Теперь уже слишком темно, чтобы строгать, – сказал я и собирался войти в дом, когда меня вдруг осенило: – А где ваша невеста? – спросил я у юнкера.

– Моя невеста? – Он с удивлением поднял на меня глаза. – А откуда вы знаете, что я помолвлен?