Второй после Бога

Английская рукопись со словами: “Всех слушай, но беседуй редко с кем. Терпи их суд и прячь свои сужденья”, – пробудила к жизни воспоминания и, тем самым, желание писать. Эта старая рукопись для меня загадка. Я спросил у торговца Бурума, откуда она у него. Он считает, что она пролежала в книжном шкафу не одно поколение, может быть, еще со времен его прапрадедушки. Он слышал от своего отца, что более ста лет тому назад, в 1640 году у острова Лэссёйен потерпел крушение один корабль и что на борту этого судна был ученый, англичанин, которого спасли люди местного торговца, а он в благодарность за спасение торжественно передал торговцу эту сильно поврежденную рукопись. Англичанин утверждал, что рукопись – это прямой список с оригинала и что это самая ценная вещь, какую он имеет. “И единственная”, – сухо заметил торговец, потому что все его имущество пошло ко дну вместе с судном. Бурум не знал, кто является автором рукописи, и, как и его предки, мало этим интересовался. В этом роду чтение не слишком интересовало людей. В доме были только счетоводные книги и один экземпляр Святого Писания на всех. Поэтому все эти годы рукопись оставалась нетронутой и непрочитанной, пока не попалась на глаза старому любопытному профессору.

Но вот и профессор отложил рукопись в сторону. Я повременю с чтением, пока у меня не будет достаточно времени.

А кто знает, когда это будет? Во всяком случае, не раньше, чем я закончу свою историю, думаю я и невольно хмыкаю. Первую из моих норвежских историй, уточняю я, верный долгу перед самим собой, чтобы не выглядеть слишком самодовольным.

Пятница 26 октября Год 1703 от Рождества Христова

Глава 11

Ее поставили высоко на лестницу. Руки были связаны за спиной. Волосы и красные одежды развевались на ветру. Пока пламя разгоралось и тянулось к ее ногам, эта красная женщина что-то кричала людям. Крики становились все громче, это был уже невнятный рев, вой, люди смеялись, показывая на нее, отбегали в сторону, спасаясь от искр, а костер гудел все неистовее, наконец лестница наклонилась и женщина упала, как дерево, поваленное ветром. Она провалилась сквозь крышу одного из домов, и я видел, как она ходит там внутри, поглядывая на меня, пахло горелым мясом, запах становился все сильнее, мне пришлось отвернуться, но он преследовал меня, кисловатый и отвратительный, он драл мне нос, и я зажал ноздри, чтобы не чувствовать его.

– Отпусти же меня! – проговорил кто-то, и я проснулся.

Я отпустил чужую ногу и с отвращением уставился на грязный носок, что упирался мне в нос. Его вонь могла бы воскресить даже мертвого. Нога пошевелила пальцами и исчезла – Герберт повернулся на сене.

Дождь барабанил по крыше, я попытался забыть сон и лежал, привыкая к мысли, что сегодня увижу свой дом. Дом, настоящий. Мой дом. Усадьбу Хорттен. По мне пробежала дрожь радостного предчувствия. Крик снаружи заставил меня вскочить. Я, как мог, оправил на себе одежду, сунул под плащ парик, чтобы он не намок, и спустился по лестнице.

Двор усадьбы был пуст, но с берега поднимался взвод солдат. Один из них вел за собой лошадь. За лошадью я разглядел паром и двух человек. Одного из них я узнал и бросился на берег.

– Нильс! – заорал я, размахивая руками. – Нильс!

Он выпрямился и посмотрел на меня. Я, запыхавшись, остановился перед ним, не в силах сдержать улыбки.

– Это я, Петтер! Ты что, не узнал меня? Я дома!

Он шевельнул языком табачную жвачку, оглядел меня с ног до головы и сплюнул ее в воду.

– Вижу, – ответил он, продолжая разматывать веревку, которой была привязана лошадь.

Другой парень с любопытством смотрел на меня, и я представился:

– Я – Петтер Хорттен, работал тут в усадьбе вместе с Нильсом.

Он с подозрением оглядел меня, буркнул “Олав” и продолжал заниматься своим делом.

– Я вернусь в Хорттен вместе с вами, – сказал я Нильсу. – И пробуду в Хорттене до завтрашнего утра.

Он уложил веревку в лодку под среднюю банку и поднял глаза на флаг, развевающийся над усадьбой Пера Хестеберга, который сообщал о том, что приезжие ждут транспорта.

– Вижу, вижу, – раздраженно буркнул он. Схватился за мачту и хотел поднять ее – она лежала у правого борта. Я бросился ему на помощь.

– По дороге домой будет неслабый норд-ост, – сказал я. – Так что обойдемся без весел.

Нильс держал мачту, не спуская с меня глаз.

– Олав! – сказал он с многозначительным кивком. Олав отшвырнул черпак и, оттолкнув меня, схватился за мачту.

– Господин может запачкать одежду! – сказал он и помог Нильсу поставить мачту на место.

Я слегка оторопел, а потом пошел, чтобы разбудить нунция.

Оказалось, что в этом не было надобности. Все они уже сидели в парадной гостиной за завтраком, поданным им Хильде Хестеберг, – нунций дей Конти, фрейлейн Сара и юнкер Стиг.