– Ну что ж, Аркаша, – ласково заключила государыня, – прощаться ты умеешь, мы это поняли. Теперь бери коня – да в путь.
В Москве Аркаша остановился только на одну ночь. Отвергнув любезно предложенных ему девочек, шулеров и цыган, он попросил свести его к месту, где случаются – время от времени – казни.
– Казни? Да везде, – отвечали Аркаше. – Надобно тебе – и прям здесь казнят. Но ежели хочешь, чтоб культурно всё было, тогда пошли.
И Аркашу привели на болото3
. Собственно, только обострённое чутьё вундеркинда и позволяло провидеть, как плескалась и пенилась здесь когда-то болотная крутая волна. И то же обострённое чутьё подсказало Аркаше, что место это может стать или площадью его триумфа, или пятачком позора.Через пару дней Аркаша въехал в Переславль-Рязанский4
. За мостом через Трубеж толпа глазела на десяток виселиц, каждая из которых, правда, была уже занята.«Покойники-то – самое оно, несвеженькие», – думал Аркаша, пропихиваясь к ним поближе. И не было предела Аркашиному разочарованию, когда он увидел, что вся земля под висящими обладателями пеньковых верёвок была уже ископана неведомым землекопом.
– Кто висит? – спросил Аркаша у ближайшего человека.
– Смутьяны, к Пугачу бежать призывали, – отвечал человек.
За дальнейшими разъяснениями Аркаша направился в Кремль, где жил и вкалывал воевода.
– Они изволят откушивать, – сказали Аркаше в приёмной. – Как прикажете доложить?
– Доложи просто: фаворит Её Императорского Величества, он же вундеркинд земли русской.
Через момент к Аркаше выбежал, конечно, толстый и, конечно, гладковыбритый хозяин земли рязанской.
– Это ты мандрагору5
искал? – спросил с досадой Аркаша.– Чего-с? – не разобрал воевода.
– Так, ничего, проехали. Ну, давай знакомиться. Меня тебе уже представили, теперь давай представим тебя мне.
– Воевода я, тутошний. Кавалер…
– Ну что ж, тутошний воевода, – прервал его Аркаша, – пойдём к тебе, отобедаем.
Навстречу Аркаше с почтительными ужимками уже спешили полицмейстер, пристав, смотритель училищ…
– Ну, как служите государыне? Хорошо или так себе? – спросил их Аркаша строго.
– Хорошо служим, хорошо, – раздались голоса. – Щас допьём, доедим и пойдём свой долг служить – народцем править.
– Я слышу речи патриотов – не нытиков, – сказал Аркаша то ли в шутку, то ли всерьёз – это уж кто как его понял. – Пока живут вам подобные богатыри земли русской: чиновники, полицейские, смотрители, служители культа – живёт и держава Российская, и я за неё спокоен.
Долго ли ехал Аркаша, коротко ли ехал – увидел он наконец неразорённую деревеньку.
– Эй, барин, туда не езжай: Пугач по башке даст, совсем плохой станешь! – крикнул ему сидящий под кустом черемис6
.– Я тебе дам – плохой! – возмущённо крикнул Аркаша, пытаясь достать черемиса плёткой.
В центре деревни в большой луже возлежала свинья. Свинье было хорошо – об этом говорили её закрытые для мира глаза и вытянутое в сладкой истоме тело. Аркаша спешился.
– Ну что, свинтус, – обратился Аркаша к свинье, – обломать тебе, свинтус, малину?
В ответ свинья промолчала.
– То-то же, – удовлетворённо сказал Аркаша и приготовился вновь вскочить в седло, но был остановлен мужичонкой с наружностью сколь отталкивающей, столько же и приятной.
– Барин, барин, подь же со мной, – говорил мужичонка, заманивая Аркашу в избу.
– Кто таков? – строго спросил Аркаша.
– Егорка я, Белладоннин сын, – представился мужичонка. – И мы тут все в деревне Белладоннины, а вон и сынок мой, Сенька по кличке Мерзкий – и тоже Белледоннин, – Егорка указал на омерзительно грязного пацана в отцовском, вероятно, картузе.
Мужичонка засеменил во двор, затем в избу. Во дворе росла ягода – сплошь малина, изба тоже не пустовала: там была девка.
– Как звать вас, мадам, не Парашей ли? – спросил Аркаша, с интересом глядя на девку.
– Парашей, – подтвердила девка.
– Хорошее имя, – хмыкнул Аркаша.
– И девка хорошая, – многозначительно подмаргивая, сообщил мужичонка.
– А ты, дядя Белладоннин, выйди-ка, – велел ему Аркаша, – собери-ка нам, дядя, малинки для подкрепления наших молодецких сил.
Когда Егорка, предварительно постучавши, застыл в дверях с отнятым у сына картузом, полным малины, Аркаша посреди горницы делал гимнастику, а Параша сидела под лавкой.
– А, витамины принёс, давай, – поманил его Аркаша рукой.
Беспрестанно кланяясь в знак уважения к Аркашиной телесной мощи, Белладоннин подал Аркаше картуз.
– Ну что, – осведомился Аркаша, отправляя первую пригоршню в рот, – давай, как на духу: бунтовщик?
– Что вы, Ваше Всблродие, как можно? Нам бунтовать никак невозможно, – всплеснул Егорка ручонками.
– Значит, мятежник, – заключил Аркаша.
– Упаси, Боже, нас, Белладонниных, от мятежников, – перекрестился Егорка в знак искренности своего заявления.
– А что, тебя барин не порет? – поинтересовался Аркаша, снова набив рот малиной.
– Порет, Боже милостивый, как не пороть – порет, – сознался Егорка, перекрестившись.
– Не сечёт? – уточнил Аркаша, выплюнув клопа.
– Сечёт, спаси, Господи, ещё как сечёт, – сознался Егорка, перекрестившись.