Второй раунд

— Все в порядке, Евгений Николаевич, — без эксцессов. Ехали тоже спокойно. Единственно, о чем спросил меня Гартенфельд: узнают ли в МИДе об их задержании. Я его успокоил, сказал, что узнают немедленно. Сейчас он находится у Михайлова, а Эрна у меня в кабинете — с ней беседует Сергей. Нервничает она ужасно, в аэропорту умоляла разрешить ей поговорить с дядей, даже прослезилась.

— Я был в аэропорту, Захар Петрович. Теперь давайте по нашему плану. Я вам помогу, а к Михайлову подключусь несколько позднее. Скажите, пусть заглянет ко мне. Я хочу еще кое-что подсказать ему. Да, забыл спросить: при обыске нашли что-нибудь?

— Ничего любопытного. Если не считать весьма оригинальной ручки, изъятой у Гартенфельда.

— Заберите у Михайлова все, что касается Эрны, и, как только лейтенант окончит первичный допрос, приведите ее ко мне. Но сначала пусть обязательно зайдет сам.

Котов ушел. И вскоре уже Михайлов слушал наставления полковника.

— Он легко не расколется. Будет долго цепляться за каждую мелочь и, прежде всего, потребует объяснить причины его задержания. Скажите, что он задержан за шпионаж и предложите, на первых порах, чтобы он рассказал, кто он, с какой целью прибыл в Советский Союз. Прямой, в лоб вопрос. Но тут он уместен. В зависимости от того, как он поведет себя, будем строить свою позицию к открывать ему наши карты.

— Спеши медленно, — улыбнулся Михайлов.

— Вот именно, — кивнул Фомин.

— Признаюсь, мне не терпится сбить с него спесь, задавить фактами, чтобы…

— Нам, Юрий Михайлович, мало его подтверждения того, что мы знаем. Нам важнее выяснить, чего мы не знаем, но должны узнать непременно… Ну хорошо, идите. А я сейчас познакомлюсь с племянницей…

В кабинет, сопровождаемая Котовым и Сергеем, вошла Эрна Гартенфельд. Нерешительно встала рядом со стулом, ухватившись за его спинку.

— Садитесь, фрейлейн Гартенфельд, — пригласил Фомин. Эрна села. — На каком языке предпочитаете говорить?

— Я хорошо владею русским. — Сколько вам лет, фрейлейн?

— Это видно из моих документов. И я уже отвечала на такой вопрос. Но если так надо, я отвечу еще раз — двадцать три.

— Тому, кто на свободе, можно сказать, что это совсем немного и, как говорят, все еще впереди. Смею уверить, что у вас впереди годы тюремного заключения и, чтобы сократить срок пребывания там до разумного минимума, вам сразу нужно говорить правду, и только правду. Нам известно, что вы не Гартенфельд, а сам Гартенфельд тоже не Гартенфельд и приехали вы к нам не для отдыха и ознакомления с достопримечательностями и красотами нашей страны, а с целью шпионажа.

Эрна попыталась было что-то возразить, но полковник остановил ее:

— Не перебивайте. Слова могут лишь повредить вам, особенно если это будет неправдой. Вот доказательство вашей враждебной деятельности а нашей стране. Смотрите снимок: вы в Риге с молодым человеком, будем называть его Миша. Вот вы на Новодевичьем кладбище вынимаете контейнер со шпионскими материалами и закладываете новый. Что вы на это скажете?

Эрна, широко раскрыв глаза, молчала. Фомин видел, как боролись в ней чувства, страх перед будущим, растерянность, которые были сильнее всего, чему ее столько учили, готовя к этой поездке. Что она думает? Ждет, что еще на нее свалится?

— Значит, вы с самого начала за нами следили? — тихо спросила она, не отрывая глаз от стопки фотографий, лежавших на столе.

— Скажите, что за авторучки у вас и у вашего шефа?

— На ней два кольца, нужно набрать шифр. — Она было замялась… — Вот, вот эта моя… Только осторожно, там пленка, вернее, две кассеты и кислота… Если что, она все разъест.

— Вы знаете шифры?

— Только свой, — она назвала цифру.

Фомин набрал нужное сочетание.

— Но если вы обманули, все обернется против вас.

— Нет, — отрешенно сказала она.

Фомин нажал на головку массивной ручки. Крышечка легко снялась. Из середины выпало два цилиндрика — фотокассеты.

— Захар Петрович, это немедленно передайте в НТО. Там сумеют их проявить. Работа Миши, не так ли, фрейлейн?

Она кивнула.

— Теперь расскажите о себе.

— Подождите немного. Позвольте собраться с мыслями… Можно воды?

Фомин-младший подал ей стакан воды, и она с жадностью выпила. Потом закурила, тряхнула головой, волосы рассыпались по плечам. С решимостью сказала:

— Ну, конечно. Какой уж тут обман. Я не дура… Вас интересует, кто я и откуда? Да, я не Гартенфельд. Я Эрна Эгер. Мне действительно двадцать три года. Родилась в Кельне, там же кончила гимназию.

— Когда, кем и при каких обстоятельствах вы были привлечены к шпионской работе?

— Это произошло в моем родном городе осенью шестьдесят восьмого.

— Рассказывайте…

— На соревнованиях, — я увлекалась прыжками в воду, и у меня были приличные результаты, — тренер познакомил меня с господином Беллингом, членом правления профессионального спортклуба. Тот пригласил меня поужинать вместе. Я согласилась. После нескольких встреч Беллинг прямо спросил меня, не хотелось бы мне стать разведчицей. Он довольно подробно, в романтичных, радужных тонах рассказал, что это такое.

— И вы сразу согласились?