Второй раунд

— Спасибо, старшина — Фомин пожал Петрову руку. Они были старые друзья-знакомые, если можно так назвать двух людей, которым часто приводилось встречаться по работе и делать общее дело, нередко связанное с опасностями и риском для жизни. Сдружили их и совсем не служебные обстоятельства: оба любили стихи, остальным поэтам предпочитали Пушкина, Есенина и Блока, оба сами пытались писать. А однажды Петров доверил Фомину пухлую тетрадь, исписанную бисерным почерком, и капитан не без удовольствия прочитал несколько рассказов и цикл военных стихов старшины-пограничника. Но своим литературным увлечениям они, увы, могли отдаваться лишь в редкие часы. Чаще встречались вот так по службе.

— Разрешите идти? — спросил Петров.

— Да, можете возвращаться в комендатуру. Отдыхайте. Ведь вы с ночного дежурства…

Вышпольский был высокий, широкоплечий с довольно приятным открытым лицом, лет двадцати пяти — двадцати семи. На нем — потертый коричневый костюм, темная, неопределенного цвета рубашка, поношенные желтые полуботинки.

— Садитесь. Мне доложили, что вы хотите сделать какое-то заявление, — сказал Фомин.

— Точно так, пан капитан! — поднявшись со стула, по-военному вытянулся Вышпольский.

— Вставать не нужно, садитесь, — перешел на немецкий Фомин. — Прежде, чем сделать заявление, расскажите, пожалуйста, о себе. Кто вы? Откуда? Что привело вас к нам?

— Да, понятно. Я, Сигизмунд Вышпольский, национальность — поляк, мне двадцать шесть лет. В конце сорок третьего года нацисты угнали меня и мою мать в Германию. До конца войны мы работали у крупного землевладельца на юге Баварии. Потом, когда это стало можно, перебрались в Ганновер, а там нас определили в лагерь для перемещенных лиц. Мать сильно болела. Несмотря на все мои хлопоты, выехать на родину не удалось…

Вышпольский говорил уверенно, смотрел прямо в глаза Фомину. Немецкий язык, видимо, изучил хорошо, и польский акцент был мало заметен. «Даже слишком хорош его немецкий язык», — думал капитан. Он не перебивал, делая короткие записи в блокноте.

— Лагерная администрация, — продолжал Вышпольский, — не поощряла желающих уехать на родину. Кое-кого из тех, кто особенно настаивал на этом, находили с пробитыми головами или поломанными ребрами. Но свободно можно было завербоваться на урановые разработки или медные рудники в Африку. Будь я один, может, и поискал бы пути к дому, но когда рядом больная мать…

Рассказ Вышпольского звучал искренне.

— Хорошо. Теперь расскажите о причинах, побудивших вас перейти межзональную границу, — попросил Фомин и пододвинул Вышпольскому сигареты. Тот неторопливо размял сигарету и с удовольствием сделал несколько глубоких затяжек. Потом положил сигарету на пепельницу. Долго молчал, опустив голову. Фомин терпеливо ждал.

— Я узнал, — заговорил наконец Вышпольский, — что день — два назад межзональную границу нелегально перешел Генрих Мевис. В прошлом он полковник немецкой армии.

— Кто этот Мевис? Что вы о нем знаете?

— В период оккупации Польши он был начальником отдела управления гаулейтора Польши Франка… Если не ошибаюсь, этот отдел занимался розыском и вывозом оборудования и стратегических материалов… Но не это привело меня к вам, — поляк заметно волновался. — Мне кажется, что теперь Мевис работает на англичан… то есть является английским шпионом… Я принес тут карту… Она в конверте, который передал вам пограничник. Может быть, конечно, не мое дело ввязываться в эту историю. Но я думал… — Вышпольский пожал плечами и умолк.

Фомин достал из конверта сложенную в несколько раз карту, развернул. Бегло глянув, понял, что документ любопытный: владелец ее проявлял повышенный интерес к военным объектам и к советской администрации. На карте были обозначены места дислокации советских воинских частей, комендатур, акционерных обществ.

— Объясните, как эта карта попала к вам? И что, собственно, побудило вас принести ее нам? И еще, известно ли вам, где сейчас находится ее владелец?

Перехватив взгляд Вышпольского, брошенный сначала на истлевшую сигарету, а затем на раскрытый портсигар, Фомин ободряюще сказал:

— Берите, берите…

— Спасибо, — поляк закурил. — Если разрешите, сначала о том, как я встретился с Мевисом. Вам тогда многое станет понятно.

— Пожалуйста.

— Там, в Ганновере я не имел постоянной работы. Иногда помогал хозяину авторемонтной мастерской на Принц-Альбертштрассе. Мыл, заправлял автомашины, выполнял мелкие слесарные работы. Как-то, это было примерно в марте, к мастерской подкатил спортивный автомобиль. Его владелец попросил сделать профилактику и заправить машину. Человек этот показался мне знакомым, но я никак не мог припомнить, где до этого его видел. Он отдал хозяину ключи и сказал, чтобы машину подали к дому номер двадцать два на той же улице.

Когда все было сделано, я вызвался отогнать машину заказчику. Хозяин машины угостил меня сигаретой, дал марку на чай и уехал. Возвращаясь в мастерскую, я, наконец, вспомнил, где его видел… Разрешите стакан воды? — прервал рассказ Вышпольский.