«Всему виной этот гнусный Берлинский конгресс! Это была тяжелая ошибка канцлера. Он разрушил старую дружбу между нами, посеял недоверие в сердцах двора и правительства и породил убеждение, что русской армии после кровавого похода в 1877 г. нанесена тяжелая несправедливость, за которую она хочет реванша. И вот мы теперь идем вместе с этой проклятой Французской Республикой, полной ненависти к вам, преисполненной разрушительных идей, которые в случае войны с вами могут стоить нам династии». Пророческое предсказание гибели русского царствующего дома!
Берлинский конгресс уничтожил, особенно в русских военных кругах, остатки еще поддерживавшегося у нас традиционного братства по оружию и породил раздуваемую общением с французским офицерским корпусом ненависть против всего прусско-немецкого, которая благодаря французам увеличилась до жажды мести при помощи оружия. Это была почва, на которой позже могла найти себе пищу среди наших противников мысль о мировой войне: «Revanche pour Sedan», соединенное с «Revanche pour San-Stefano»…
В 1890 г. во время маневров в Нарве я должен был подробно обрисовать царю историю ухода князя Бисмарка. Царь слушал меня внимательно. Когда я окончил, государь, обычно очень хладнокровный и сдержанный, редко говоривший о политике, вдруг схватил мою руку, стал благодарить за доказательство моего доверия, сожалел, что я был поставлен в такое положение, и прибавил буквально следующее: «Я вполне понимаю твою линию поведения. Князь, при всем своем величии, все же был не чем иным, как твоим чиновником, или уполномоченным. В тот момент, когда он отказался действовать по твоим приказаниям, его надо было уволить. Я, со своей стороны, всегда питал недоверие к нему и никогда не верил ни одному слову из того, что он сообщал мне через других или сам говорил, потому что я хорошо знал, что он всегда меня обманывает. Для наших взаимоотношений, мой милый Вильгельм, падение князя будет иметь наилучшие последствия. Недоверие исчезнет. Я питаю доверие к тебе. Ты можешь положиться на меня».
В свое время я тотчас же записал этот важный разговор. Я достаточно объективен, чтобы спросить себя, в какой степени вышеприведенные слова сознательно или бессознательно были продиктованы вежливостью государя к государю и, кроме того, быть может, еще и удовлетворением по поводу устранения политического деятеля такой крупной величины, как Бисмарк.
Уверенность князя Бисмарка в доверии к нему со стороны царя, несомненно, субъективно была вполне основательна. Александр III с большим уважением относился к политическим способностям Бисмарка. Во всяком случае, царь сдержал свое слово до самой смерти. Это, правда, не много изменило в общей политике России; но по крайней мере Германии нечего было опасаться нападения со стороны России. Прямой характер Александра III был тому порукой; при его слабом сыне положение изменилось.
Можно относиться как угодно к политике Бисмарка в отношении России, – одно надо признать: несмотря на Берлинский конгресс и сближение Франции с Россией, князь умел избегать трений серьезного характера.
Об этом свидетельствует обдуманная дипломатическая и политическая игра, ведшаяся Бисмарком в течение 12 лет, начиная с Берлинского конгресса (1878–1890). Необходимо подчеркнуть, что в 1878 г. именно немецкий политик предотвратил всеобщую войну, ухудшивши даже из-за этого русско-германские отношения, в справедливой надежде на то, что ему благодаря его гениальной, уверенно стремящейся к своей цели политике снова удастся, после преодоления всеобщего кризиса, улучшить эти отношения или по крайней мере избежать конфликтов. Это и удавалось ему в течение 12 лет, а его преемникам у кормила правления – еще в течение дальнейших 24 лет.
…Когда император Фридрих III навеки закрыл глаза, тяжелое бремя управления страной пало на мои молодые плечи. Прежде всего, я стоял перед необходимостью произвести смену многих лиц. Приближенные обоих императоров, как военные, так и чиновничество, были слишком стары. Так называемая «Maison militaire» императора Вильгельма Великого была целиком сохранена императором Фридрихом, причем к службе ее представители не были привлечены. К ним присоединились еще приближенные императора Фридриха III. Я отпустил самым милостивым образом тех, которые хотели удалиться на покой; некоторые получили должности в армии; некоторые, более молодые, остались пока, в это переходное время, у меня на службе.