Второй Салладин

Женщина начала всхлипывать. Он быстро подошел к ней, но она шарахнулась от его прикосновения.

– Все нормально, – яростно сказала она. – Все хорошо.

Лицо у нее опухло, глаза были красные и заплаканные.

– Он утонул?

– Так было написано в австрийском свидетельстве о смерти. Но...

– Что?

– Пол, когда его готовили к кремации, мне в отель позвонили. Это было в Кливленде. Звонил хозяин похоронного бюро. Он попросил меня подъехать. Я поехала – под дождем, во взятой напрокат машине. Он был совсем старик. Кроме него, там никого не было. Он сказал, что просит прощения за беспокойство, что не хотел никого тревожить. Но в морге что-то напутали, и гроб по ошибке открыли. Он хотел знать, не намерена ли я провести какое-либо расследование. Выяснилось одно обстоятельство, о котором мне следовало знать. Он сказал, что просто пытается обезопасить себя. Ну, я, разумеется, спросила, что это за обстоятельство. Пол, он отвел меня в покойницкую и показал все. Мне пришлось на это смотреть, Пол.

Она замолкла.

– Как погиб Френчи, Мэрион?

– Его убили сварочной горелкой, Пол. Моего красавца Френчи. Они жгли его, пока он не умер. Они сожгли ему все лицо.

Глава 43

Наконец-то настал покой.

Улу Бег отсыпался, поднимаясь лишь затем, чтобы совершить омовение и помолиться. Он спал и ел. Он лежал в постели, глядя в потолок. Текли часы, может, даже дни.

– Придется просто начать все сначала, – сказал ему Спешнев на своем рубленом английском, языке их общения.

– Ладно, – отозвался Улу Бег.

– Жилет, – сказал русский. – Жилет, который может остановить пулю от "скорпиона" с близкого расстояния. Какое замечательное американское изобретение.

– Голова. В следующий раз – в голову.

– Разумеется.

– Но когда?

– Скоро, друг мой. А пока отдыхайте. Наслаждайтесь покоем.

– Где мы?

– В штате Мэриленд, на полуострове. Это старинное поместье построил человек, который нажил миллионы долларов на производстве – автомобилей? Самолетов? Стиральных машин? Нет. Горчицы! Для сосисок. Десять тысяч акров, сады, бассейны, теннисные корты, особняк в девятнадцать комнат, два домика для гостей, коллекция великолепных живописных полотен, мебель в стиле чиппендейл, редкие старинные книги. На горчице! А налоги нынче так высоки, что только Союз Советских Социалистических Республик может позволить себе всю эту роскошь!

Толстый русский довольно улыбнулся собственной шутке; он говорил так гладко, что Улу Бег был уверен – это была дорогая его сердцу речь, произносимая уже в тысячный раз. По выжидательному взгляду полковника курд понял, что ему полагается тоже счесть ее забавной, и улыбнулся из вежливости, хотя понятия не имел, что такое горчица.

Удовлетворенный, русский откинулся назад. Они находились в роскошной спальне домика для гостей. За окнами пруд, по глади которого скользили лебеди, переходил в болото. А с крыльца открывался вид на три различных пейзажа: луг, болото и сверкающее водное зеркало, гладкое и безмятежное. То было царство синего и зеленого – кеск-о-шин по-курдски – и тишины. То и дело налетал легкий ветерок; эта картина очень поддерживала Улу Бега.

– Я не перестаю поражаться тому, что вам удалось совершить, – сказал русский. – Вы пересекли чужую страну, чтобы нанести удар. Затем, исполнив свой замысел, ускользнули от преследования. А когда мы вышли с вами на контакт, вы обдумывали новый удар. Вы – необыкновенный человек.

Русский щедро пускал в ход лесть. Улу Бег уже привык к этому, но все равно не уставлял удивляться, какой прочный стальной стержень кроется под этим жирком. У русского были серые глаза – добрые глаза, честное слово, – и светлые волосы, которые при определенном освещении казались почти белыми. Костюмы его были вечно измяты, а двигался он как клоун. И все же за его излишним весом, похоже, скрывалась чудовищная сила. Палестинцы, которые помогали готовить Улу Бега в лагере Раз-Хиляль под Токрой, в Ливии, по каким-то причинам, которых Улу Бег так и не понял, называли его Аль-Лахаб, что в буквальном переводе означало "пламя". Курд решил, что этот эпитет относится к чистоте его страсти, к его силе.

– Вы чего-нибудь хотите? Женщину? Мальчика? Мы можем устроить все, что угодно.

– Я всем доволен, – отказался курд.

Это предложение слегка его задело: он ведь не какой-нибудь похотливый араб.

– Мне нужен отдых. Свобода от притворства. Потом второй шанс. На этот раз я не промахнусь.

– Ну разумеется. Секрет моего успеха – а он довольно значителен, смею добавить, – очень прост. В Москве меня спрашивают: "Спешнев, как это вам удается?". "Все просто, – отвечаю я им. – Надежные люди". Я использую их здесь. Я использую их в Мексике. Я...

Улу Бег прищурился.

– Лучшие люди, – уточнил Спешнев.

– О...

Комплимент. Этот человек ни перед чем не остановится.

– ...Вы очень добры.

– Это всего лишь правда, – пожал плечами русский.

Улу Бег скромно кивнул. Когда этот толстяк уйдет? Теплота и дружелюбие так и били из русского через край. Улу Бег задыхался от этой любви. Спешнев протянул руку и коснулся его плеча.