Второй Салладин

– Он был в кремовом костюме. Он пытался убить меня. Вот сюда попал, – мексиканец распахнул халат и показал свежую рану. – Он и еще один козел, жирный козел, который почти ничего не говорил и которому не помешало бы побриться.

– Наверное, Сиксто. Они работали вместе в Никарагуа.

– И что произошло, мистер Рамирес? Это очень опасный тип.

– Я всадил ему пулю в брюхо, а его дружку – две пули в голову. Из маленького "кольта", который всегда держал под кассой.

Долго никто ничего не говорил.

– Господи боже мой, – произнес наконец кто-то. – Вы это слышали?

– Он говорит неправду?

– Лео, дыхание не участилось.

– Он застрелил их обоих? Господи, Лео, ты можешь в это поверить?

– Я знаю, – сказал Лео. – Они не потрудились даже нанять кого-нибудь. Решили сами его устранить. Послали своих лучших людей, с самого начала.

– Выходит, ребята, которых Чарди отправил в расход в горах, – члены той суперпупербригады "Кинко де Хулио", которые устроили такой переполох в Анголе.

– Да, они и впрямь бросили на него самый цвет, Лео. Надо же, как им приспичило его убрать.

– Господи, – сказал Лео, – погодите, что еще будет, когда Чарди услышит, что его приятель мистер Рамирес пристрелил полковника и майора кубинской военной разведки.

Глава 48

Монахиня улыбнулась и сообщила, что к мистеру Чарди пускают посетителей, во всяком случае, до четырех, когда все посторонние должны будут покинуть госпиталь. Следующие часы посещений начнутся в шесть и продолжатся до восьми.

– Благодарю вас, сестра, – своим самым обаятельным голосом сказал Ланахан. – Как поживаете?

– Спасибо, хорошо, молодой человек, – ответила она.

– Рад видеть, что вы в монашеском одеянии, сестра. Теперь такое нечасто увидишь. Не нравится мне эта новая форма. А некоторые так вообще не носят никакой формы, что, на мой взгляд, уже слишком. Монашеское одеяние придает такую серьезность, такое достоинство.

– Мы именно так и считаем, молодой человек.

– Всего доброго.

Майлз, размягченный этой беседой, поднялся на лифте на четвертый этаж, свернул в один коридор, затем в другой, глядя на номера палат. Его подошвы звонко цокали по линолеуму. Он проходил сквозь какие-то двери и шел по каким-то коридорам, пораженный размерами этого госпиталя. С каждой стены смотрели распятия, лики Иисуса и Марии. Он улыбался монахиням. Прошло... сколько же времени прошло с тех пор, как он в последний раз бывал в исключительно католическом учреждении? Так много. Слишком много. Ему пришла в голову мысль узнать, где здесь часовня, и заглянуть туда на минутку. Его охватила теплота и любовь, разлитая вокруг. Он порадовался, что Чарди находится в таком месте. Это пойдет старому ковбою только на пользу.

В конце концов он отыскал нужное крыло.

"Неврология", – гласил указатель.

Ну да, логично. Чарди, псих, в отделении для больных на голову. Ланахан толкнул двустворчатую дверь. Здесь не было ни монахинь, ни священников, ни даже доктора в этих унылых зеленых стенах. Он приостановился, ища нужную палату.

"Чарди, Пол", – печатными буквами значилось на карточке, вставленной в рамку рядом с дверью.

Он снова остановился. Дверь была закрыта. По спине пробежал холодок. Ощущение какой-то неправильности, полной неправильности, охватило его. Впрочем, его профессия способствовала излишней подозрительности, и преуспеть в ней было возможно, лишь научившись справляться с этими назойливыми ощущениями. И все же он чувствовал какой-то подвох. Серый свет сочился сквозь окно в конце коридора.

Приступ подозрительности у Ланахана наконец прошел, и он снова почувствовал себя в своей тарелке, готовым заглянуть к Чарди, увидеть его, убедиться, что все в порядке. А уж тогда Майлз разберется с ним раз и навсегда – и кто здесь главный, и по поводу его геройства, и по поводу его отвратительных художеств вообще, которые портили все дело с самого начала, и, наконец, по поводу этой эпопеи с Тревиттом, собственной осведомленностью о которой он намеревался с ходу огорошить Чарди, чтобы не отпирался. А потом можно будет позвонить Сэму, чтобы начать все с чистого листа.

Он постучался.

– Да?

Это был голос Чарди.

– Пол, это Майлз, – произнес Ланахан и решительно переступил порог палаты. – Пол, я...

* * *

Когда Майлз в конце концов сориентировался заново, он с изумлением обнаружил, что по какому-то, словно списанному со страниц "Алисы в Стране чудес" повороту сюжета или парадоксу пациентом стал он. Его охватило жуткое, всеобъемлющее ощущение коренной перемены в материи его реальности, как будто, переступив через порог, он очутился в другой вселенной, свалился в кроличью нору.

Его окружали несколько человек весьма недружелюбного вида, и среди них Пол Чарди, полностью одетый, без каких-либо следов побоев. Если уж говорить о побоях, это Чарди не так давно отколотил кого-то: костяшки его правой руки были замотаны ослепительно белым бинтом.

– Пол, какого дья...

– Спокойно, Майлз.

– Пол, это...

– Майлз, не дергайся.

Учительский голос, учительский вид, деспотичный, безапелляционный. Что это за Чарди? Чарди у руля? Да кто дал ему право?