Второй Салладин

Однако Тревитт, разглядывавший парнишку в кедах, синих джинсах и грязной футболке, этого мнения не разделял. Такого хоть месяц лупи, все равно ничего не выжмешь; крепкий орешек, гвозди можно делать, как выразился старый пограничник. Тревитт содрогнулся от ощущения тяжести на душе. Он пытался представить, что сделало этого парнишку таким отрешенным, пытался вообразить себе его детство в каких-нибудь мексиканских трущобах. Но его воображение не шло дальше избитых образов дебелых смуглых матрон, тортилий и людей, поголовно облаченных в белые одеяния мексиканских крестьян. И все же этот мальчишка его тронул.

– Ладно, мистер Телл, – сказал Спейт, – спасибо, что уделили нам время.

Наверное, ему хотелось поскорее вернуться в бар в мотеле, к своему рому с колой. Тревитт никогда еще не видел, чтобы человек пил столько рома с колой.

– Рано или поздно Гектор надумает побеседовать с нами, – пообещал начальник. – Я вам звякну.

– Как думаете, можно нам взглянуть на вашу картотеку контрабандистов и проводников? – попросил Спейт.

– Не вижу причин для отказа, – пожал плечами Телл.

Они развернулись и вышли, и Тревитт двинулся было следом. Но на него вдруг накатила острая жалость к этому ершистому храброму мальчишке, такому одинокому в американской тюрьме, в ожидании безрадостного будущего.

Парнишка поднялся и сидел на койке, разглядывая Тревитта. Его темно-карие глаза не выражали никаких чувств. Двое старых служак за стеной были увлечены непринужденной болтовней о добрых старых временах, о том, как все было в прошлом. Но Тревитт в камере задыхался под бременем настоящего, всего того, что происходило в этот самый миг. Ему отчаянно хотелось помочь мальчишке, как-то его утешить.

Надо было тебе идти в социальные работники, сказал он себе с отвращением. Этот маленький бандит перерезал бы тебе глотку за твои часы, будь у него такая возможность.

Но перед глазами у него встала картина: Гектор и его товарищи, под покровом ночи пробирающиеся в каком-нибудь грузовике или фургоне на пути к чему-то такому, что смутно казалось им лучшей долей. Должно быть, они несколько часов просидели бок о бок с курдом, с этим странным высоким человеком. Что они о нем думали?

Мальчишка смотрел на него холодным взглядом и, наверное, видел лишь очередного полицейского-гринго. Тревитт понимал, что снова допустил оплошность. Надо уходить, нечего ему здесь делать. Ему стало не по себе. Он развернулся, чтобы уйти – и тут его словно по волшебству озарила блестящая идея.

– Гектор, – сказал он.

Глаза мальчишки остались холодными, но впились в него. Где-то за стеной послышался громкий голос Спейта, и надзиратель с охранником расхохотались. Интересно, они заметили его отсутствие? Сердце у Тревитта гулко бухало.

Перед глазами у него встало лицо – оно реяло в воздухе, словно насмехаясь над ним. Это было лицо высокого светловолосого мужчины, широкоскулое, с горящими глазами и крупным носом. Он видел его на стене. Это был портрет, который их художник нарисовал по старой фотографии Улу Бега.

Светловолосый. Высокий. Ни на кого не похожий.

Тревитт произнес на испанском, знание которого совсем недавно отрицал:

– Я друг высокого norteamericano с желтыми волосами. Того, который был с пушкой. Он знаменитый гангстер. Он благодарит тебя за молчание.

Мальчишка настороженно смотрел на него.

Тревитт слышал, как они смеются, старина Спейт и старина Телл, два благодушных старика. Неужели его до сих пор не хватились?

– Вас предали, – на ходу пустился выдумывать Тревитт. – Предал человек, который привез вас к границе. Высокий хочет мести.

Он надеялся, что правильно вспомнил слово "месть" – la venganza.

– Скажи ему, пусть прирежет эту свинью. Убьет его. Выпустит ему кишки, – хладнокровно заявил мальчик.

– Высокий гангстер-norteamericano позаботится об этом, – пообещал Тревитт.

– Скажи ему, пусть убьет эту свинью Рамиреса, по милости которого мой брат умер в пустыне.

– Договорились, – сказал Тревитт и вихрем метнулся к выходу.

Рамирес!

* * *

Его так распирало от идей, что он дрожал. Он не в силах был перестать думать.

– Ладно, – проговорил он, – я считаю, нужно доложить об этом Вер Стигу. К черту телеграммы. Думаю, достаточно позвонить. Потом можно будет вступить в контакт с мексиканской разведкой – я уверен, у нас есть друзья в Мехико, которые знают к ним подходы, – и получить разрешение на то, чтобы там покрутиться. Тогда...

Билл Спейт не слушал. Он задумчиво уткнулся в свой ром с колой. И это еще до полудня!

– Билл, я говорил...

– Понял, понял, – кивнул Спейт и отхлебнул из бокала.

Тревитт знал, что когда-то он подавал большие надежды, ему прочили блестящее будущее, хотя сейчас поверить в это было трудно. Вид у него был неважный, и он явно не хотел очертя голову бросаться в какую-то авантюру.

– Пожалуй, ты прав, – сказал он. – Это отличная идея, просто великолепная. Но возможно, нам стоит пока повременить с этим. Подождать немного.

– Но почему? – настаивал Тревитт.